Maurizio Dagradi - Критерий Лейбница

Невероятно, что всего за день они сумели собрать вторую работающую машину и наметить теорию явления. Дрю создал отличную группу. Этот исключительный союз сразу достиг отличного результата.

Маоко была счастлива, что Кобаяши взял ее с собой. Она могла быть очень полезной исследовательской группе, и это наполняло ее гордостью. К тому же, ей удалось настроить интервал сетки ионизации с ошибкой всего в 0,1 микрон – значение экстремально маленькое, учитывая, что она использовала микрометр с разрешением в 1 микрон.

Она подошла к своей двери, которая находилась в изолированном крыле комплекса, повернула ключ в замке и открыла дверь. Шагнув внутрь, она услышала быстрый топот сзади и резко обернулась. В темноте появилась Новак, которая смотрела на нее яростно сверкающими глазами.

– Мисс Ямазаки! – грубо обратилась она к ней. – Как Вы позволили себе так вести себя со мной сегодня? Вы всего лишь студентка! – она стремительно пересекла порог. – За много лет преподавания я ни разу не встречала такой наглой особы, как Вы! – продолжила она с презрением. – Может, в Вашей стране поедатели риса привычны к тому, чтобы им кидали в лицо рыбу, но на Западе ффффф…!

Маоко ударила ей рукой по губам, с силой захлопнув их. Другой рукой она сжала ей правое запястье, глядя прямо в глаза норвежке. Они были ненатурально распахнуты. Маоко, не моргая, смотрела, а ее черные зрачки казались неимоверно расширенными и излучающими гипнотические флюиды, которые проникали в глаза Новак и парализовали ее.

Маоко ногой толкнула дверь, закрывая ее, а потом, по-прежнему глядя на норвежку, убрала руку от ее рта.

Новак стояла неподвижно с полуоткрытым ртом и расширенными глазами.

Маоко медленно сняла с ее плеча сумку, потому взяла за левое запястье, приложила к правому, и перекрестила их, крепко сжав рукой. Не отводя глаз, свободной рукой она залезла в мешок с соломой, прислоненный к шкафчику, и достала оттуда рулон джутовой веревки. Ощупью она нашла свободный конец, потянула за него и ловко сбросила на землю весь рулон.

Очень медленно она несколько раз обернула веревкой одно запястье, потом другое, и, наконец, перекрестила веревку на обоих запястьях вместе, закрепив все двойным узлом.

Новак стояла неподвижно.

Маоко немного затянула веревку на запястьях норвежки, приподняв их над животом.

Потом она побудила ее сесть на колени и другой рукой подняла рулон, быстро прицелилась и мастерски накинула веревку на стальной крюк, вмонтированный в потолок, с которого свешивалась старомодная лампа. Взяв другой конец веревки и натянув его двумя руками, она начала медленно поднимать связанные руки Новак вверх. Она поднимала их до тех пор, пока руки норвежки не оказались выше головы и не вытянулись. Новак издала мучительный стон, но сразу же замолчала, продолжая смотреть перед собой отрешенным взглядом.

Маоко подтянула веревку еще, медленно, но жестко. Руки теперь были вытянуты максимально и начали поднимать вес тела. Новак начала смиренно, не переставая, стонать, а лоб стал покрываться потом.

Маоко подняла еще, пока ноги норвежки не поднялись под углом в шестьдесят градусов над полом. В этом положении Новак она привязала свободный конец веревки к сушилке для полотенец, вмонтированной в стену сбоку от раковины на кухне.

Взяв из мешка с соломой моток более тонкой веревки, она крепко связала лодыжки Новак, потом поднялась и взглянула на свою работу.

Норвежка свешивалась с потолка, вытянутая вертикально, и опиралась точно на пальцы, единственные, касающиеся пола. Она больше не стонала. Теперь она медленно дышала, задыхаясь, а все ее тело было покрыто потом от мышечного напряжения. Блузка выбилась из юбки, открыв часть потного живота.

– Неплохо, – сделала самой себе комплимент Маоко.

Закрыв на ключ входную дверь, она взяла куртку и туфли и отправилась в ванную, а потом приготовила себе японский чай. Смакуя вкус своих печений, она опустилась в кресло, прихватив книгу. Это был очень длинный и сложный день. Ей необходимо было расслабиться. Горестные переживания героя книги перенесли ее в фантастический, но очень реальный мир. Японцы обладают особой чувствительностью к запахам, деталям и уровню поверхностного самоанализа. Особенно женщины постоянно прислушиваются к себе и глубоко взаимодействуют с окружающей средой.

Мидори была студенткой, влюбленной в Нобору – молодого рыбака, который жил в прибрежном селении в ста километрах от нее. Они познакомились в парке год назад в момент цветения сакуры 15и безумно влюбились друг в друга. Каждая мысль о ней была мыслью о нем. Они так глубоко понимали друг друга, что считались теперь единым созданием. Но у Нобору была тяжелая работа. Он глубокой ночью уплывал в море со своими напарниками, чтобы ловить рыбу, а море часто было буйным. Однажды один парень выпал из лодки. Он кричал в ночи, но никто не мог его увидеть. Они кидали на голос разные предметы, чтобы спасти его, но волны отдаляли этот голос все дальше и дальше. И наконец наступила тишина. Слышался только равнодушный неистовый плеск волн сбоку о борта лодки и шелест сетей, брошенных в море.

“ Ты с нами, Рю,

Ты с нами.

Каждую ночь мы будем приходить к тебе на черное море.

И мы поймем, что ты там и ты ждешь нас

С твоими крепкими руками.

Ты поднимешься на лодку, как пена волны,

И с нашей стороны вместе с нами поднимешь сети,

Как это было в прошлые ночи,

Когда твои глаза и твоя улыбка

Наполняли нас радостью от встречи с бурей.. ”

Нобору

Этот стих Нобору посвятил своему потерянному другу и послал его в одном из многочисленных писем Мидори. Она плакала. Из-за него, из-за Рю, хотя она даже его не знала. Нобору был поэтом с нежной и чувствительной душой, но его жизнь не позволяла ему развить должным образом свой талант.

Она плакала еще и потому, что была дочерью из благополучной семьи, которая имела возможность учиться и путешествовать, но была вынуждена скрывать свои отношения, поскольку родители никогда бы не приняли ее свадьбы с бедным рыбаком. У Нобору не было семьи. Его бросили родители, едва он родился, и он переходил из рук одного опекуна к другому, пока не дорос до того возраста, когда мог работать. Доходы села, где он жил, основывались на рыбной ловле, и быть рыбаком было его неотвратимой судьбой. Он не мог ей даже звонить, потому что родители Мидори могли бы обнаружить их связь. Он писал ей через однокурсницу, которая передавала их письма друг другу.

В тот день, когда они встретились впервые в парке, около них скакал воробей, клевал что-то на земле и время от времени посматривал на них. Мидори в тот момент была убеждена, что птичка будет их связным. Каждый вечер она выходила в сад и шла на встречу с воробьем и говорила ему, что передать Нобору, а потом слушала его непрерывное щебетание, которое содержало сообщение от ее далекого молодого человека. Затем она поднималась ночью и открывала окно, совершенно бесшумно, а ветер обдувал ее, тот самый ветер, который, думала она, надувал паруса и взъерошивал волосы ее любимого в тот самый момент.