Фредрик Олссон - Конец цепи

Слишком редко стояли камеры.

Данная проблема так и осталось нерешенной, и теперь уж точно навсегда.

А как раз сейчас это стало поводом для волнения.

Прежде всего, за них самих.

Они быстро двигались в тишине, шли решительным шагом именно теми путями, где, как они знали, им надо идти. Которые Жанин буквально выучила наизусть, она так хорошо помнила их, что они, как карта, отложились у нее в голове. И сейчас они надеялись прийти по ним прямо туда, куда им и требовалось.

Веревки и крючья раскачивались на спинах и поясах в такт их движениям, и Вильям заставлял себя не смотреть на них, не думать о том, что они означали. Что им придется использовать их, перебираясь с этажа на этаж, поскольку у них больше не осталось никаких электронных ключей, и они вынуждены будут местами перемещаться с наружной стороны здания.

Это пугало его, но он пытался отогнать страх.

И продолжал идти вперед в тишине, так же сжав зубы и внимательно смотря по сторонам, как и шагавшая впереди Жанин.

Была ночь и темно, и они не представляли, сколько людей еще находится в замке.

И ужасно не хотели внезапно узнать об этом.

Вильям и Жанин так больше и не появились на экране. И в результате невозможно было просчитать, где они находились.

У них не осталось электронных ключей. Их забрали вместе с шифрами, прочими бумагами и всем другим, что они имели при себе, и все это сейчас хранилось в надежном месте здесь в здании.

А значит, их выбор в части путей передвижения был очень ограничен.

Он смотрел на экраны.

Как бы ни выглядели их планы, ему обязательно требовалось что-то сделать.

Жанин шла в авангарде точно так, как они и решили, а он вплотную следовал за ней. Не отставал ни на шаг по лестницам и проходам, по которым она бегала раньше и прекрасно знала, как далеко по ним они смогут пройти, где появится следующая дверь и как долго им удастся справляться без ключа.

Они двигались вниз, поскольку так им и требовалось. Там они могли найти окно и оттуда спуститься дальше, чтобы в конце концов найти необходимые материалы и все данные и позаботиться о том, чтобы их никогда не смогли прочитать снова.

И сейчас они добрались до промежуточного этажа.

Прямого зала, связывавшего лестницу, по которой они пришли, с другой, идущей вниз. А в одном его конце находился длинный коридор, и с другой его стороны снаружи пробивался холодный синий свет.

Окно.

Она кивнула Вильяму – нам туда, – и увидела, что он на шаг позади нее и готов продолжать. Но стоило им двинуться вперед, как они заметили его.

Сначала не могли решить, кем был человек в другом конце длинного коридора. Видели только черный силуэт, лицо скрывала темнота по ту сторону света от окна.

Он стоял широко раздвинув ноги. Но его поза не внушала уважения, ему явно с трудом удавалось сохранять равновесие и держать спину прямо, а его руки были вытянуты вперед, в их сторону.

Одна из них сжимала рукоятку вороненого пистолета, а вторая подпирала ее снизу. Он был готов к стрельбе.

– Коннорс?

Это произнесла Жанин.

Спросила, но одновременно констатировала факт. Так и есть, путь им преградил Коннорс, но он изменился. Пот бежал по его лицу, и он явно напрягал глаза, чтобы смотреть на них, а его сжатые зубы свидетельствовали о сильных болях, явно терзавших все его тело.

– Не подходите ближе, – сказал он.

А Вильям поднял руки. Ладонями перед собой, в качестве сигнала подождать. Подожди, у меня есть что сказать. Подожди, успокойся.

Он сделал шаг вперед, один-единственный, но этого хватило, чтобы Коннорс попятился, еще сильнее вытянул руки в их сторону и так плотно прижал правый указательный палец к спусковому крючку, что уже чувствовалось сопротивление пружины, прятавшейся внутри пистолета.

– Стойте, где стоите. И послушайте меня.

– Я хочу, чтобы ты выслушал меня, – перебил Вильям. – Мы выкарабкаемся. Если ты поверишь мне, мы выкарабкаемся.

Коннорс покачал головой:

– Мне уже не выкарабкаться.

Вот и все, что он сказал, держа оружие перед собой.

И Вильям понял.

– Ты заражен.

– Не ходите туда, – сказал генерал снова.

И это означало «да».

И на мгновение все слова потеряли смысл. Вильям мог спросить как, когда и почему, но, естественно, подобное не играло никакой роли. И Коннорс мог ведь ответить, не потому что он знал, но, наверное, ведь понял уже. Возможно, встретился с кем-то, прогуливаясь по всем помещениям, пожалуй, пожал кому-то руку, либо сам, либо пилот вертолета, и они, скорее всего, заразили друг друга, и это было не важно, поскольку ничего уже нельзя было изменить. И как бы он ни хотел обвинить в этом кого-то, он это сделать не мог. Сам ведь создал все инструкции. И они стали смертельными для него.

– Вам не следовало возвращаться, – сказал он.

– Мы хотим сделать последнюю попытку.

Это сказала Жанин. И он перевел взгляд на нее, посмотрел ей в глаза. И тем самым просил у нее прощения, знал ведь, что ей пришлось вынести за последние полгода, как она страдала, и все напрасно, как выяснилось.

– Нет никакого спасения, – сказал Коннорс.

– А мы думаем, есть.

– Это не удастся остановить.

– Мы знаем.

На какое-то время воцарилась тишина. И когда Вильям наконец заговорил снова, его голос звучал спокойно, и постепенно обстановка в коридоре разрядилась, и медленно, медленно начался разговор.

– Мы здесь не для того, чтобы остановить вирус.

Коннорс посмотрел на него.

Не понял.

– А для чего? – спросил он.

– Чтобы остановить нас самих.

Холодный, голубой ночной свет разбежался по всему асфальтированному полу. Начал с полоски у входа, а потом отвоевал у темноты белую дорожную разметку и все пространство вплоть до деревянных мостков в другом конце, как только рулонные ворота остановились у потолка.

Снаружи стоял Франкен и три охранника. Лучи их карманных фонариков обшаривали ангар. Они пытались обнаружить малейшее движение, любую постороннюю тень, что угодно, способное представлять угрозу.

Но там не было ничего. И Франкен разделил парней, отправил двоих наблюдать за дорогой, вернул ворота на место и взял третьего с собой.

А потом прижал свой электронный ключ к приемному устройству у двери и отправился вперед по длинному освещенному коридору со следами резиновых колес далее к обшитым железом проходам, ждавшим с другой стороны.

Коннорс смотрел на них наискось через длинный коридор скептически прищуренными глазами.

То, что сказал Сандберг, было ясно и просто.

И все равно он не хотел верить в это. Все равно или, пожалуй, как раз поэтому.

Он находился здесь в течение тридцати лет. И еще тридцать лет до него сотни мужчин и женщин искали ответ, пытались расшифровать спрятанные в ДНК сообщения и считали, и делали все возможное, лишь бы сохранить будущее, и никто не подумал как Вильям, а подобное просто не укладывалось в голове.