Фредрик Олссон - Конец цепи

Конечно, он мог быть прав. Но неужели все другие ошибались, и так долго. И никто не посмотрел вверх, и не сделал шаг назад, и не подумал немного, чуть больше. Это задевало его за живое. Надо признать.

Но ничего такого он не сказал и иного тоже, стоял совершенно неподвижно с глазами наполненными недоверием, а секунды проходили в тишине.

И Вильяму внезапно пришло в голову, что они поменялись ролями. Сейчас он попытался перевернуть мировоззрение Коннорса, поставить его с ног на голову, точно как тот когда-то поступил с ним, и требовалось время, чтобы осознать все, понять.

Страница в книге, блокнот на полке.

И Вильям говорил медленно, тихим и вкрадчивым голосом.

Почти повторил слова, произнесенные Жанин за кухонным столом.

– Если бы мы не обнаружили, что носим в себе, – сказал он. – Если бы последовательности, найденные в нашей собственной ДНК, не стали для нас паранойей, если бы мы не прочитали о нашей собственной гибели? Разве создали бы мы вирус тогда?

Но он не спросил, а выдал все в виде нравоучения, словно сам уже имел ответ и хотел, чтобы Коннорс подумал то же самое.

– Я задавал себе этот вопрос, – сказал Коннорс. – Гораздо чаще, чем ты можешь представить.

– И к чему ты пришел?

Коннорс наклонил голову. Посмотрел на Вильяма исподлобья, словно его последние слова были издевкой. А весь разговор ниже его достоинства, и поэтому он совсем не хотел отвечать.

Но истина состояла в том, что он так никогда никуда и не пришел. И каждый ответ тянул за собой свой собственный вопрос, и он давно закончил задавать себе их и просто решил, что они правильно обозначили проблему. Единственное, что им оставалось, – искать решение.

Вильям видел ход мыслей Коннорса.

И мог только попытаться придать им ускорение.

– Когда я потребовал, что хочу знать все, – напомнил он. – Ты же сказал тогда: чем меньше знаешь, тем лучше.

Коннорс посмотрел на него. Ничего не ответил.

– По твоим словам, существовали знания, не предназначенные для нас.

Он ничего больше не сказал. И коридор снова погрузился в тишину.

– Я сам не понимал, насколько прав, – подал голос Коннорс.

– И никто другой тоже, – согласился Вильям.

А Коннорс опустил свое оружие. Посмотрел Вильяму в глаза. А потом Жанин. Его взгляд был ясным сейчас, он осознал, что они пытались сказать и что требовалось сделать, сколь бы болезненным это ни чувствовалось.

– Вы собираетесь уничтожить материал. Не так ли?

– Происходящее не в нашей власти, – ответил Вильям. И это означало «да».

– Единственное мы можем содействовать, чтобы этого не произошло снова.

Так сказал Коннорс.

Он понял их замысел.

И ему оставалось выбрать, либо он поверит Вильяму, либо будет придерживаться сценария, который сам написал и считал единственным решением. А выбери он путь Вильяма, ему пришлось бы признать, что все, сделанное им за тридцать лет, все его идеи, планы и выводы, – все это было ошибочным и бессмысленным и ничего не стоило. И было нелегко сконцентрироваться на подобных мыслях, когда зуд распространялся по его телу и рассказывал, что он скоро должен умереть.

Он покачал головой.

Покачал головой в качестве ответа себе самому.

Он ведь заранее распланировал все. Решил, как они выживут, как окажутся в безопасности, избегут смерти, которой никто не мог избежать. И к чему все пришло?

Сейчас появился некто с совсем другим планом.

Пожалуй, просто-напросто пришло время позволить кому-то другому взять ответственность на себя, подумал он.

И в конце концов принял решение.

Посмотрел на них и сказал:

– Я могу отправиться в центр наблюдения. Я открою замок для вас.

Когда все замки во всем замке переключились с красного на зеленый, глаза Франкена были заняты совсем другим.

Он находился на знакомой земле.

Его, конечно, по-прежнему беспокоил след, оставленный кем-то на краю дороги, но, судя по всему, никто не пытался открыть ворота ангара, и, если незваные гости не появились по воздуху, не существовало никаких других путей, чтобы попасть внутрь.

Сейчас он стоял в конце длинного прохладного коридора, по которому только что прошел, взвешивая, надо ли ему поспешить и пойти дальше самому или понадобится помощь.

И когда на приемных устройствах загорелся зеленый светодиод, он смотрел назад, в сторону ангара, где оставил последнего охранника (все согласно инструкции), и прикидывал, не стоило ли ему поступить наоборот, довольствоваться парнями снаружи, а взять его с собой в качестве телохранителя.

Однако он понимал, что все пойдет быстрее без него.

Он ведь знал все коды, ему не требовалось помогать нести что-то, и это была работа для одного, а внутри на него уж точно никто не мог напасть.

Опять же так значилось в инструкциях, и он знал, что их следует выполнять.

Вытащил пистолет и пошел по коридору, сжимая электронный ключ в другой руке. Он даже не предполагал, что двери уже могут быть открыты.

План Коннорса был лучше, но на него требовалось время. Они бежали по коридорам, где двери уже стояли открытыми, двигались наискось через обширную сеть проходов из стали и бетона, но все по одному этажу. И когда они стояли перед комнатой, через которую проходили двумя ночами ранее, до них дошло, что это также являлось одним из условий их успеха.

Все оказалось труднее, чем они могли представить себе. Но им не оставалось ничего другого, как только поднимать и грузить, и они старались изо всех сил, работая и мозгами, и руками, чтобы забрать с собой как можно больше грузовых тележек. Постоянно беспокоясь о том, сколько же времени в их распоряжении.

Оба прекрасно понимали, что часы Коннорса сочтены.

А он им нужен был живой, когда они закончат, на этом ведь строился весь план.

Их запас времени быстро уменьшался, и никто не знал об этом. Ни Жанин, которая работала молча, вытаскивала ящик за ящиком, волокла их по полу в направлении Вильяма.

Ни Вильям, грузивший их крест-накрест друг на друга и про себя молившийся о том, чтобы стальная тележка выдержала.

Ни Франкен, спешивший все дальше от ангара, которого с каждым мгновением сильнее беспокоило неприятное ощущение в животе, все крепче сжимавший в руке пистолет.

Не знал этого и Коннорс. Он стоял и смотрел на мониторы, и видел, что они движутся в одном направлении, а значит, все еще находятся в комнате.

Он закрыл глаза и попытался отогнать все эмоции. Забыть о зуде, о том, что, насколько он знал, вот-вот должно было случиться с его телом, и, прежде всего, не думать, что именно так они себя чувствовали. Все мужчины и женщины, которых он не знал, чьи имена старался не запоминать, лежавшие на кроватях за стеклянной перегородкой и чувствовавшие, как их тела разваливаются, и не понимавшие почему. Это была его вина. Его и всех других, и, пожалуй, все это оказалось совершенно напрасным, и как раз такие мысли он пытался вытеснить из головы, именно об этом не мог думать как раз сейчас.