Фредрик Олссон - Конец цепи

Тишина. А потом:

– Ты не сможешь!

Это был Франкен. У него перехватило дыхание от нахлынувших эмоций.

Он повернулся в дверях, пистолет все еще поднят, тупиковая ситуация, не значившая ничего, скоро все должно было закончиться для них обоих, и никто не мог ничего сделать с этим.

В комнате за его спиной по ту сторону прозрачного экрана шипел огонь, тепло которого пробивалось наружу сквозь закаленное стекло, а на вращавшихся в его сторону роликах лежал один-единственный предмет.

В глубине танцевали языки пламени, точно такие же когда-то поглотили Уоткинс, а теперь им на поживу двигался ящик оливкового цвета, и, когда только он попадет к ним, все должно было закончиться.

А вокруг конвейера стояло еще множество ему подобных. Покрашенных серой, зеленой и еще черт знает какой краской.

А на них красовались белые и золотистые тексты на русском, английском и множестве других языков.

– Так все будет, – сказал Коннорс.

Они как раз добрались до деревянной двери, за которой начиналась винтовая лестница, ведущая на террасу, где им требовалось начать спуск вниз.

И Жанин уже преодолела десяток ступенек вверх, когда обнаружила, что слышит только свои шаги.

И повернулась.

Наклонилась, чтобы дверь попала в ее поле зрение.

– Я не могу, – сказал он просто.

Он стоял там снаружи от двери, смотрел на нее. Даже не сделал ни единого шага вверх по лестнице. И она спустилась на ступеньку вниз, еще на одну, а потом поняла, что у них нет времени, и чем, черт возьми, он занимается?

– В чем дело? – спросила она сердитым голосом, ничего не понимающая, и глубоко разочарованная, и испуганная, и разозленная одновременно.

А он покачал головой.

– Жди меня пять минут, – сказал. – Если я не приду, то продолжай сама.

Она прорычала в ответ, даже сама не знала что, настолько обескураженной была, но он и не слышал этого также. Уже исчез, судя по шуму шагов, побежал куда-то.

А она сжала зубы от злости и подумала, что, если старый идиот так хотел умереть, мог ведь сделать это раньше.

Но с другой стороны, уже знала, что не позволит ему это.

Франкен первым опустил свое оружие.

И Коннорс последовал его примеру.

А потом они просто стояли там.

Коннорс улыбался.

По его лицу текли слезы, но он плакал не потому, что ему было грустно, просто они наконец добрались до финишной черты, и он улыбался с такой теплотой и спокойствием, что это удивило, нет, опечалило и расстроило Франкена, и тот по-настоящему понял, что все кончено.

Коннорс рассказал ему.

Поделился услышанным от Вильяма. Что все их мысли были ошибочными, и многим предстояло умереть, но не всем, и слезы появились, когда он поведал об этом, слезы, пусть он и улыбался.

Он рассказал об открытии, к которому они так никогда и не пришли.

Что шифрованные послания не кончались там, где они думали.

Они продолжались, продолжались и продолжались, и, кто знает, может, впереди человечество ждала еще масса катастроф, и успехов, и удач. Возможно, и того и другого, и где-то все это было написано. Но этого никто еще не прочитал.

Они потратили шестьдесят лет на поиски решения.

И только теперь поняли, что вопрос был неверно поставлен.

Так он сказал, и больше не требовалось ничего говорить.

– Ты боялся давать им доступ ко всем данным, – сказал Коннорс.

Печаль, и улыбка, и ирония одновременно.

Двое мужчин в военной форме, и единственное, что осталось у них, гордость и прямая спина, и сознание того, что они всю жизнь не покладая рук трудились на общее благо.

Красные от температуры глаза Коннорса, пот, темные пятна, которые уже начали проступать на пиджаке в области поясницы. И понимание в глазах Франкена, облегчение и грусть, отразившиеся в тысяче морщин на его похожем на лунный пейзаж лице.

– Ты ошибался, несмотря ни на что, – сказал Коннорс.

Он произнес это с улыбкой, а значит, смысл был совершенно иной.

Это означало спасибо. Спасибо за время, проведенное вместе. Спасибо за все.

– По-моему, мы оба ошибались, – ответил Франкен.

А потом на какое-то мгновение воцарилась тишина.

А они смотрели друг на друга.

– Я могу жить с этим, – сказал Коннорс. С кривой усмешкой.

И Франкен кивнул в ответ.

С этим или с чем-то еще им в любом случае оставалось жить очень недолго.

Когда Жанин догнала Вильяма, он стоял в своей рабочей комнате. Там когда-то висели все его бумаги, на его письменном столе все оставалось по-прежнему. Его книги, компьютеры, все.

Она остановилась в дверях, ничего не сказала.

Не знала, но все равно поняла.

Он подошел к своему письменному столу, стоял перед компьютерами, смотрел на них не шевелясь. Она видела только его спину, но этого было достаточно. Ей не требовалось видеть его лицо, чтобы знать.

Он не плакал, сжал зубы, пустота в глазах, и язык прижат к нёбу в попытке сдержать эмоции.

Посередине стола лежала его записная книжка, та самая, в черной кожаной обложке, и он взял ее и сунул во внутренний карман, а потом наклонился.

Лицо оказалось на уровне мониторов и системных блоков.

Тяжелый зеленый аппарат на самом краю справа он когда-то назвал Сарой и сейчас положил руку на него, сделал это мягко и аккуратно, словно она покоилась там. Он ничего не сказал, но все выглядело так, словно говорил.

Прошла секунда и еще одна, а потом он выпрямился.

Вильям не слышал, что Жанин последовала за ним.

Обнаружил ее в дверном проеме, встретился с ней глазами, увидел в них вопрос.

Он пожал плечами, улыбнулся формально. Кивнул ей, что пора идти.

А потом ответил на вопрос, который она не задала:

– На этот раз я хотел попрощаться.

Рано или поздно это должно было случиться, и в конце концов время пришло.

Ящик был деревянный и покрашенный зеленой краской, а жар из проема в стене столь сильным, что он не мог противостоять.

До огня оставалось еще несколько дециметров, а его торец уже почернел и превратился в уголь, а потом вспыхнул ярким пламенем, и, когда его языки достигли боеприпасов, находившихся внутри, ничего уже нельзя было остановить.

Кругом в очередь выстроились другие ящики, и, когда вырвавшийся на свободу из-за разлетевшегося от взрыва стекла столб огня дотянулся до них и заключил в свои объятия, они не заставили себя долго ждать и тоже продемонстрировали свою силу.

Для находившихся в коридоре мужчин все закончилось уже в первое мгновение.

Вильям упал первым.

Вибрации заставили их сделать это, и они оба рухнули лицом вниз на острые камни и пытались удержаться на месте, но безуспешно. Жанин лежала рядом. Так же судорожно хваталась за землю, как и он сам, пусть это нисколько не помогало. Глаза закрыты, голова повернута лицом к телу, чтобы защитить его от больших и мелких камней, катившихся мимо них по склону.