Николь Кир - Теперь я всё вижу

– Но ты же даже не знаешь, кто он, – пыталась образумить меня Мариса, когда мы сидели вечером перед самым моим отъездом и угощались мороженым. Ей исполнилось семнадцать, она была на два года моложе меня, и осторожное благоразумие привили ей даже сильнее, чем мне: – Что, если он псих, схватит тебя, свяжет, а потом сделает себе пальто из твоей кожи?

Я слизнула со своего мороженого ореховую посыпку и с готовностью включилась в игру:

– Не думаю. Он ведь даже не попытался заманить меня к себе в гостиницу или что-нибудь в этом роде.

– Да, но он вряд ли берет в командировки свои пыточные инструменты, – рассуждала Мариса, – так что это ничего не доказывает.

Это было справедливое замечание. Но не забыла ли я, что у меня диагностировали неизлечимую болезнь, из-за которой я ослепну? Не я ли еще недавно приняла решение брать от жизни все и наслаждаться каждым гребаным моментом бытия? Не в моем ли списке неотложных дел стоял пункт «найти большую любовь»? Кто не рискует, тот не выигрывает.

– Ладно, я тебе дам его телефон и адрес, – сказала я сестре, отправляя в рот последний кусочек вафельного рожка, – и если завтра до полуночи ты не услышишь от меня новостей, позвони в полицию и все объясни.

У Бенедетто темницы в подвале дома не оказалось. У него и дома-то не было, да и квартиры – только своя чердачная комната в родительском доме. Мама обстирывала его, гладила одежду и каждый вечер готовила ему ужин. Тот вечер, когда я приехала, не стал исключением. Я сидела за столом и ела спагетти алле вонголе , пока родители разговаривали с ним. Обо мне, на итальянском. Которым я свободно владею.

– Зачем тебе эти американки? – канючила мать. – Ты что, не можешь найти приличную итальянскую девушку?

– Слушай, я понимаю, чем эти иностранные девушки привлекают тебя, – вступил в разговор отец, – конечно, мужчина должен развлекаться, пока молод – и пока может.

– Эй! – перебила его мать. – Следи за своим ртом!

– Но твоя мать права, – поспешил добавить отец. – Надо и меру знать. Хватит трахаться налево и направо! Соберись! Найди себе жену, а не очередную американскую шлюху!

Когда мы уединились в его комнате (где я обратила внимание на вопиющее отсутствие русских романов на книжной полке), он включил дерьмовый альбом поп-музыки, который был дико популярен в Штатах предыдущим летом, и джентльмена напоминал не в большей степени, чем сошедший на берег моряк. Не то чтобы я не предвидела, что он будет меня совращать, но я предполагала, что он будет делать это как надо. Его английский, который был безупречен, когда он имитировал свою увлеченность Толстым, в спальне казался уже далеко не столь безукоризненным. Правильно сквернословить на чужом тебе языке, оказывается, совсем не просто.

– Дерьмо и яйца! – шептал он. – Ты настоящая порнозвезда!

Изначально я предполагала остаться до понедельника, но, проснувшись в субботу, сообщила Бенедетто, что мне нужно срочно уехать, потому что моей сестре необходимо, чтобы я вернулась в Рим. Он отвез меня на железнодорожный вокзал Венеции и уехал, и, когда его мотороллер скрылся с глаз, я пошла в сторону площади Сан-Марко.

Я провела долгий и приятный день в городе, который давно мечтала увидеть, преклонила колени перед горящими свечами в соборе, погуляла по лабиринту средневековых улочек, остановилась вздохнуть на Мосту вздохов.

Обратная дорога в Рим заняла пять часов, и все это время я до боли в глазах читала «Анну Каренину». Я оторвалась от книги, совершенно дезориентированная, словно пробуждаясь ото сна, только тогда, когда услышала объявление, что поезд прибывает на конечную станцию. Мне потребовалась целая минута, чтобы осознать, где я есть и где была, и я была очень довольна тем, что в моей жизни приключений не меньше, чем в великом романе, который только что читала. Да, последняя глава с итальянским красавчиком несколько разочаровывала, но тем не менее там было что вспомнить, а кроме того, это привело меня в Венецию, где я всегда мечтала побывать. Моя история менялась; из душещипательного рассказа о слепнущей девушке она превращалась в развернутый роман о юности и приключениях, которые еще только начинались.

Италия оказалась антидотом если не к самому диагнозу, то к чувствам печали, страха и замешательства, которые были этим диагнозом вызваны. Я закладывала фундамент нового образа жизни.

Вернувшись в Нью-Йорк перед началом занятий в колледже, я постоянно напоминала себе о необходимости продолжать начатое строительство. Занимаясь шопингом в Ист-Виллидже, я думала о своей новой жизни, и именно это подтолкнуло меня купить леггинсы, имитирующие змеиную кожу, и красные лакированные туфли на высоких каблуках. Мне пришло это в голову после того, как я впервые сделала мелирование и стала «голливудской блондинкой».

– Знаешь, как вредна для волос вся эта химия? – заметила мама, повернувшись ко мне; я сидела рядом с ней на пассажирском сиденье. Через несколько дней мне предстояло вернуться в Нью-Хейвен, поэтому мы ездили по магазинам, пока не застряли в пробке на Бруклинском мосту.

– Это всего лишь мелирование, – ответила я, от нечего делать переключая радиоприемник, который у родителей всегда был установлен на частоту 1010. – Сущая ерунда.

Мама высморкалась и сказала:

– Я тебе рассказывала, что у меня была эпилепсия?

Я оторвалась от радио и недоуменно уставилась на нее. Мама, как ни в чем не бывало, подкрашивала губы, глядя в зеркало заднего вида.

– О чем ты говоришь? – спросила я, решив, что она оговорилась. Наверное, она имела в виду экзему или что-нибудь в этом роде.

– В детстве у меня постоянно случались припадки, каждый день, – продолжала мама, закрывая тюбик с помадой. – В школе, везде. Они бывали очень сильные. Учителя звонили тете Рите, потому что только она знала, как меня держать, чтобы не причинить мне травму.

Я сидела раскрыв рот и в кои-то веки ловила каждое материнское слово.

– Это было в Италии или после? – спросила я. Мама родилась в небольшом городке около Рима и иммигрировала в Америку вместе с моей бабушкой и тетей, когда ей было восемь.

– И там, и здесь, – ответила она. – Когда мы перебрались в Бруклин и я уже пошла в среднюю школу, стало только хуже.

Как могло случиться, что я об этом ничего не знала? Как ей почти двадцать лет удавалось сохранять в тайне едва ли самый интересный факт из ее детства? Почему ни бабушка, ни тетя ни разу не упомянули об этом?

– Я могла бы жить нормальной жизнью, – продолжала мама, глядя на неподвижную колонну автомобилей, выстроившуюся перед нами. – Я очень хотела пойти в чирлидеры, но не стала даже пытаться, – а вдруг у меня припадок случится прямо посреди матча. И я даже надеялась, что смогу получить водительские права.