Максим Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Еще ниже двух этих сословий были писцы или дьяки, которые в сущности и управляли всей административной машиной под начальством бояр, поставленных во главе приказов и воеводств. Значительное число этих дьяков возведено было великими князьями и царями в дворянское достоинство; немногие из них проникали в низшие ряды боярства.

Из этого беглого обзора внутреннего устройства Московского государства можно видеть, что все преимущества власти и богатства были предоставлены одной только военной аристократии.

Что касается третьего сословия, состоявшего из городских и сельских обывателей, то оно пользовалось единственной привилегией – платить налоги, от которых высшие классы были освобождены. Таким образом, можно сказать, что все население великого княжества делилось на два обширных слоя – высший и низший; первый – обязанный государству военной службой, а второй – податями. Между ними мы находим духовенство, очень многочисленное, очень богатое землями и свободное (по крайней мере, члены самого духовенства, если не население их земель) от платежа налогов – прямых и косвенных.

О богатствах, которыми владело последнее сословие, можно судить на основании хотя бы следующих фактов: на территории одного только Московского округа земли духовенства составляли около трети всей годной к обработке поверхности, а в первой половине XVII столетия такие монастыри, как Соловецкий или Кирилло-Белозерский принадлежали к числу крупнейших земельных собственников, которых когда-либо видел свет. Не одно лишь благочестие заставляло наших предков проявлять такую щедрость по отношению к духовенству; к этому их побуждало еще и желание обеспечить хотя бы часть своего имущества от конфискации и освободить его от податей и налогов, а также и от лихоимства гражданских властей. При таком мстительном государе, как Иван Грозный и при гражданской администрации того времени, отличительные свойства которой не составляли ни честность, ни чувство ответственности, для землевладельца самым надежным средством было заложить свою землю в каком-нибудь монастыре и тем самым передать ее в заведывание последнего; ибо в ту эпоху ипотека предоставляла право пользования, чего больше нет в наши дни. Отсутствие денег было второю причиною, заставлявшей земельных собственников продавать или по крайней мере закладывать их имения таким значительным владельцам движимости, какими были русские монастыри XVI и XVII столетий. Заложенные имения нередко переходили в собственность заимодавца, ибо должник не всегда имел возможность выкупить его обратно, благодаря чрезвычайно высокому ссудному проценту.

В силу этих причин церковная земельная собственность увеличивалась в быстрой прогрессии, угрожая интересам короны и служилых людей, существование которых обеспечивалось раздачей им земель. Поэтому не удивительно, что царь Иван Грозный останавливался в течение некоторого времени на мысли о необходимости полной секуляризации церковного имущества – вроде той, которая была произведена в Англии при Генрихе VIII и во Франции во время великой революции. Проект казался тем более осуществимым, что среди самого черного духовенства находился многочисленный класс людей, восстававших против всякого скопления богатств в руках тех, чей долг искать спасения в молитве и воздержании. Уверившись, таким образом, что его планы встретят поддержку, Иван Грозный созвал общее собрание духовенства, известное в России под именем Священного Собора. Он состоялся приблизительно в то же время, когда завязались первые сношения между Москвой и Англией.

Несмотря на энергичные обличения Нилом Сорским земельных стяжателей, большинство собравшихся под председательством Иосифа Волоколамского отвергло идею экспроприации, и русское духовенство сохранило свое право поземельной собственности вплоть до царствования Екатерины II, когда секуляризация церковного имущества стала совершившимся фактом.

Не успев в своей основной попытке отобрать у церкви ее имущество, Иван Грозный принял ряд мер для воспрепятствования росту ее имений и доходов. Эти меры оказывали свое действие, пока жив был Иван. Но в так называемое смутное время, наступившее с концом первой династии, положение дел снова стало благоприятствовать увеличению числа церковных вкладов и ипотек.

Этим объясняется быстрое уменьшение количества земель, предназначавшихся в вознаграждение за военную службу, что и заставило государство несколько позже распространить обязательность действительной военной службы даже на тех, кто владел и наследственным имением, не отягченным ипотеками.

Собственники земель, известные под именем отчины или дедины (термин, знакомый также салическому праву древних франков), были обязаны выставлять известное число вооруженных солдат в соответствии с раз и навсегда установленным отношением к количеству десятин или четей, составлявших поверхность земель владельца. Когда Петр Великий предпринял реорганизацию общественного и политического строя России, он нашел вполне готовый материал для проведения основного принципа своей реформы, а именно, чтобы каждый дворянин, к какому бы слою высшего класса он ни принадлежал и каков бы ни был характер его владения – военные ли бенефиции или наследственная земля, оставался на государственной службе в течение всей своей жизни, сперва в рядах армии и вновь созданного флота, а затем, когда старость или плохое состояние здоровья станут препятствием к отправлению военных обязанностей, по крайней мере, в качестве гражданского чиновника.

На таких условиях русское дворянство, с этого времени известное под польским названием шляхты, освобождалось от уплаты подушной подати и получало исключительное право владения землями, обрабатывавшимися крепостными. Лишь в конце XVIII столетия русские дворяне были освобождены Петром III и Екатериной II от обязательной службы, и под именем дворян , сохраненным и поныне, стали классом землевладельцев, призванным отправлять некоторые функции местного управления на территории провинции или округа.

В настоящей главе мы пытались показать, какая тесная связь существует между социальными порядками современной России и старой Московской империи. Еще неоднократно представится случай отметить, как чуждые, по-видимому, реформы, проведенные в течение двух последних веков по образцу Швеции, Германии, Франции и Англии, были в сущности привиты к чисто русским учреждениям. В результате получалось почти полное изменение характера самой реформы. Таким образом, еще раз подтверждается то положение, что подражание редко принимает форму простого перенесения чужого учреждения и скорее является приспособлением этого учреждения к старым условиям существования данного народа, созданным всем его прошлым.