Максим Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Сделав беглый обзор общественного и политического строя Московского княжества, спросим себя, какие новые элементы были внесены в этот строй тремя первыми государями, принявшими титул царей – Иваном III, Василием III и Иваном Грозным. Первый из этих трех монархов был истинным основателем русского самодержавия. Он должен быть признан таковым не только потому, что уничтожил остатки примитивной демократии, некогда общей для всех средневековых русских княжеств и еще существовавшей в Новгородском и Псковском, но также и потому, что, женившись на греческой принцессе из императорской фамилии Палеологов, он первый заявил притязание на наследование византийским императором в деле управления православным миром. Именно с этого времени Москва начала считаться как бы новым Константинополем, и русские митрополиты, некогда греческого происхождения и назначавшиеся греками, стали равны, если не выше, митрополитам византийскому, иерусалимскому и антиохийскому.

Оба эти события – падение некогда славных республик и открытие доступа в Россию византийской цивилизации и византийским теориям императорского самодержавия имеют значение поворотных пунктов в политической эволюции России. Чтобы изгладить сами воспоминания о былой независимости, русские цари не только запретили впредь созывать народные собрания или вече в Новгороде и впоследствии в Пскове, но и заставили даже наиболее видные семьи этих областей избрать своим постоянным жительством территорию Московского округа, а присоединенные республики заселили московскими выходцами. Прямое влияние второй крупной перемены, имевшей место в царствование Ивана III – проникновение византийских идей вследствие брака с византийской принцессой, вскоре сказалось в царствование его непосредственных преемников. Писатели того времени свидетельствуют, что, вопреки обычаям прошлого, царь делал все самолично, не спрашивая мнения бояр и советуясь лишь с одним или двумя приближенными незнатного рода, либо с греческими и русскими монахами, людьми эгоистическими, заботившимися лишь об увеличении собственных богатств и на этом условии готовыми всей душою примкнуть ко всякому злоупотреблению властью, совершенному царем в свою пользу.

Когда Иван Грозный принял правление в свои руки, он имел перед глазами пример двух своих ближайших предшественников; кроме того, он находился под свежим впечатлением того огромного зла, которое за время его детства было причинено государству правлением думских бояр. И у него явилось стремление сокрушить эту силу и спрашивать советов у представителей если не всего народа, то, по крайней мере, тех общественных слоев, которые более или менее справедливо могли считаться в Москве представителями различных сословий, призванными помогать царю в военном и гражданском управлении государством. Таково происхождение известных Земских Соборов, которые неоднократно рассматривались, как сколок и с английского парламента, и с французских Генеральных Штатов. В числе первых лиц, приглашенных к участию в этих соборах, были, кроме членов Боярской Думы и высшего духовенства, делегаты класса служилых людей, известных под именем детей боярских и дворян, – название, которым в настоящее время обозначается аристократическое происхождение. На Соборе 1556 года – первом, состав которого известен нам в деталях, этот класс насчитывал двести пять представителей – более половины всего числа присутствовавших. Почти все они были выбраны из той тысячи дворян, которые в 1550 году, по указу царя и членов Ближнего Совета, получили в дар землю вблизи Москвы, в районе семи географических миль. Эти дворяне были старейшими в своем разряде по происхождению и по заслугам. Часть из них получала в качестве бенефиции по 300 четей (около 50 десятин) каждый и образовала первый разряд. Второй разряд составился из тех, кому было дано не более 225 четей; третий получил всего 150 четей на душу.

Этот дар составлял лишь прибавку к обширным поместьям, которыми уже владели упомянутые дворяне в различных частях государства на правах собственности или пожизненного владения. Каждый из этих разрядов, вместе довольно полно представлявших сословие служилых людей, получил приказание послать известное число делегатов: первый девяносто семь, не считая девяти из округов Луцкого и Торопецкого, которые упоминаются особо.

Остальные сто десять депутатов принадлежали ко второму и третьему разрядам, и это были члены дворянских родов, живших в тридцати восьми округах, половина которых была расположена в западной части русского государства. Предпочтение, оказанное этим провинциям, имело следующее основание: Собору предстояло решить вопрос, продолжать ли войну с Польшей, и, конечно, никто не был более заинтересован в разрешении этого вопроса, чем служилые люди западных губерний, на долю которых и выпадало ведение этой войны. Поэтому было естественно спросить их мнение раньше других. Можно прибавить, что это было также вполне практично, ибо их полки по той же причине находились либо в самой Москве, либо вблизи нее.

Третье сословие насчитывало среди присутствовавших семьдесят восемь членов. Двенадцать из них принадлежали к классу купцов, торговавших с иностранными державами; эти купцы носили особое название – «гости». Остальные представляли два различных подразделения московских суконщиков: к одному принадлежали купцы из «Смоленских рядов», сохранивших это название чуть ли не до наших дней, а к другому те, что были известны под особым именем московских торговых людей.

Конечно, трудно считать всех этих делегатов действительными представителями третьего сословия России. Но они не были также представителями одной лишь Москвы, потому что, по общему правилу, в высших слоях торгового класса правительство выбирало должностных лиц для взимания косвенных налогов во всем государстве. Это были так называемые верные люди; с них бралась присяга, что они верно и честно будут исполнять возложенные на них функции контроля.

Простой просмотр списка приглашенных на Собор приводит нас к тому заключению, что русское правительство не искало совета наиболее сведущих людей в государстве; ему было лишь нужно узнать мнение тех, кто стоял во главе солдат или плательщиков податей; оно желало узнать не столько о нуждах населения различных округов, городов и посадов, сколько о числе ратников и о сумме денег и всякого добра, которыми оно могло располагать в случае военных или политических затруднений.

Тот же характер проявляется в составе позднейших Соборов и в задачах, которые им ставились, например в Соборе 1598 года, созванном для избрания нового царя вследствие прекращения династии Рюрика. Как и в 1566 году, члены Боярской Думы и среди них думные и приказные дьяки, в руках которых находилось высшее управление государством, были приглашены на Собор наравне с высшими чиновниками личной государевой казны или двора; в 1566 году последних не было. Служилые люди составляли на этот раз больше половины всего числа присутствовавших; большинство принадлежало к разряду московских дворян, которые командовали полками или занимали высшие гражданские должности. Но, кроме них, мы встречаем на Соборе 1598 года выборных, взятых из высшего слоя местного дворянства, которое, по заслуживающему доверия свидетельству Margeret, должно было посылать в Москву от каждого города определенное число своих членов для беспрерывного пребывания там в течение трех лет. Их назначением было, очевидно, помогать центральному правительству в делах, касающихся провинциального военного управления и распределения земель в вознаграждение за военную службу. Постоянно находясь в Москве, они могли участвовать в заседаниях Собора наряду с некоторыми московскими дворянами, которые не совсем еще покинули свой родной округ, хотя и исполняли военные и гражданские функции в столице. Третье сословие совершенно так же, как и тридцать два года назад, было представлено на Соборе известным числом гостей (или московских купцов, торговавших с иностранными державами – всего двадцать один) и делегатами наиболее крупных купцов, занимавшихся внутреннею торговлею. Среди последних суконщики, как и в 1566 году, составляли особый класс под названием смоленских купцов.