Андрей Бородин - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

— Вот шельма! — процедил сквозь зубы. — Но в полночь так-то легко не выкрутишься. Придёшь за хлебом. На всю ночь в печи его не оставишь.

Немного успокоившись, он разделся, погасил свет и лёг в постель, не собираясь засыпать.

Постель была удивительно удобной. Ожарский с наслаждением вытянулся, подложил руки под голову и погрузился в то особое состояние перед сном, когда мозг, уставший от дневных трудов, то ли спит, то ли грезит — словно лодка, пущенная по воле волн.

На дворе завывал ветер, слепя окна снежной завирюхой, издалека — из лесов и с полей доносились, заглушаемые вихрями, завывания волков. А здесь было тепло и темно. Только жар огарков по краям устья печи мерцал и бросал сполохи на стены. В щелях просвечивали рубиновые глаза золы, приковывая взгляд… Инженер всматривался в догорающий алый свет и дремал. Время тянулось очень медленно. Он ежеминутно приоткрывал отяжелевшие веки и, побеждая сонливость, поглядывал на мерцающие огоньки. В мыслях беспорядочно сменялись фигуры хитрого старика и Мокрины, неизвестно почему сливаясь в какое-то странное единство, несусветную химеру, порождённую их сладострастием. Всплывали различные вопросы, на которые не было ответа, беспорядочно сновали какие-то слова, лениво перекатываясь в голове, точно горсть камешков…

Какая-то тяжеленная духота оседлала мозг, заполняла горло, грудь. Странная усталость растекалась по всему телу, пеленая его и лишая воли. Вытянутая рука попыталась оттолкнуть невидимого врага, но тут же отяжелела и опала.

Где-то посреди ночи Ожарский будто бы очнулся. Лениво протёр глаза, поднял тяжёлую голову и прислушался. Ему показалось, что он слышит шорох в печи — словно в дымоходе осыпалась сажа. Он напряг зрение, но в сплошной темноте ничего нельзя было увидеть.

Вдруг, сквозь замёрзшие стекла в хату хлынуло лунное сияние, пересекло её светлой полосой, и улеглось зелёным пятном под печью.

Инженер поднял глаза и увидел вверху пару голых икр, торчащих из отверстия в трубе прямо над плитой. Он смотрел, затаив дыхание. Между тем, медленно, под шорох продолжавшей осыпаться сажи, из трубы по очереди выдвинулись толстые круглые колени, сильные широкие бёдра и жилистый, мощный женский живот. Наконец, одним прыжком, вся фигура показалась из отверстия и встала на полу. Перед Ожарским в свете луны объявилась огромная уродливая бабёха…

Она была совершенно голая, с распущенными седыми патлами, которые спадали ей на плечи. И хотя цветом волос она походила на старуху, тело её сохранило удивительную сочность и гибкость. Инженер, как прикованный, блуждал глазами по налитым и выступающим, как у девушки, грудям, по крутым и круглым бёдрам. Ведьма, точно стремясь, чтобы её лучше разглядели, какое-то время стояла неподвижно. Но вот она без слов подошла на пару шагов ближе к кровати. Теперь Ожарский мог рассмотреть и её лицо, до сих пор укрытое мраком ночи. Он встретился с пламенным взглядом сильных чёрных глаз, что отсвечивали из-под сморщенных век. Однако больше всего его удивил вид лица. Было оно старое, вспаханное кружевом складок и углублений, и как бы двоилось. Напрягая память, он решил эту загадку: чародейка смотрела на него двойным лицом — хозяина и Мокрины. Гадкие бородавки, разбросанные по всей его поверхности, нос-кривуля, демонические глаза и возраст принадлежали старику. Однако пол ее был бесспорно женским, а белый рубец на лбу и родинка подковкой на груди явственно выдавали Мокрину.

Смущённый своим открытием, инженер не сводил глаз с магнетического лица ведьмы.

Между тем она подошла ещё ближе и вспрыгнула на кровать, наступив большим пальцем левой ноги на губы инженеру. Произошло это так неожиданно, что у него даже не было времени уклониться из-под тяжёлой стопы. Его охватило чувство необычного страха. В груди колотилось беспокойное сердце, а придавленный рот не мог даже вскрикнуть. Так, в молчании, прошла длинная минута.

Ведьма медленно отодвинула одеяло второй ногой и начала сдирать с него белье. Ожарский попытался защищаться, но силы его ослабли, и всё тело охватила вялость. А ведьма, увидев, что он уже покорен, села на постели рядом с ним и принялась дико, похабно ласкаться. За несколько минут она овладела его волею так, что он уже дрожал от вожделения.

Распутное, животное, ненасытное совокупление раскачало их тела, сплело их в титанических объятиях. Похотливая самка бросилась под него и, схватив его член, как молодая девка, затолкала себе меж бёдер.

Ему показалось, что она вконец ошалела. А та охватила его нервными руками, оплела своими крепкими ножищами и принялась сжимать в уродливых объятиях.

Ожарский почувствовал боль в крестце и в груди:

— Пусти! Задушишь!

Ужасное давление не ослабевало. Казалось, она сломает ему рёбра, раздавит грудную клетку. В полусознании, левой свободной рукой он схватил со стола сверкающий нож, сунул ей под мышку и со всей силы вонзил.

Адский двойной крик разорвал ночную тишину: дикое звериное рычание мужчины — и острый, пронзительный визг женщины. А потом молчание, полное молчание…

Ожарский почувствовал облегчение, когда гадючьи объятия ведьмы ослабли, а дальше из-под его тела словно выскользнула гладкая толстая змея и упала на пол.

Луна скрылась за облаками и в хате наступила темнота. Только голова была невероятно тяжёлой, а в висках пульсировали жилы…

Он лихорадочно сорвался с постели и стал искать спички. Нашёл, чиркнул, зажег сразу целый пучок Свет блеснул и осветил хату, в которой инженер не увидел ни одной живой души.

Он склонился над кроватью. Постель была вся в саже, а на подушке алела кровь. Только тогда он заметил, что сжимает нож.

Ожарский почувствовал тошноту. Спотыкаясь, он подбежал к окну и открыл его: в дом ворвалась морозная свежесть зимнего утра и ударила ему в лицо.

Через верхнюю часть окна узкой полосой вытекал из дома убийственный газ… [2] Здесь имеет место быть ошибка автора. Угарный газ (СО), о котором идёт речь, тяжелее воздуха; потому вначале им травятся те, кто лежит на полу, а затем, по мере удаления от пола, все остальные.

Протрезвев от свежего воздуха, Ожарский побежал в кладовую и, заглянув внутрь, ужаснулся. На старом топчане лежали два голых трупа: огромного старика и Мокрины. Оба были окровавлены и имели одну и ту же смертельную рану возле левой подмышки над сердцем…

Так вышло, что в течение большей части XX- XXI веков российская культура получала лишь точечную связь с культурой Восточной Европы. Возьмём, к примеру, Польшу. На слуху в массе, пожалуй, только Здислав Бексиньский, а старшее поколение вспомнит разве что Барбару Брыльску. Схожая тенденция наблюдается при соприкосновении с культурой Венгрии, Словакии, Чехии, а также стран Балканского полуострова. Немногие русскоязычные читатели слышали о венгерском классике Миксате Кальмане, мэтре литературы конца XIX века. Мало кто вспомнит виднейшую фигуру живописи XX века, украино-словацкого художника Адальберта Борецкого. Эта же участь в культурологическом плане постигла Западную Украину. Складывается ощущение, что после выхода в свет в 1964 году фильма о карпатских гуцулах «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, российская культура в принципе прекратила непосредственный и полноценный взаимообмен с культурным пространством от Днепра до Дуная.