Андрей Бородин - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

Трое мужчин катят свои камни через лес. Камни круглы и шершавы, их прикосновения к ладоням и кончикам пальцев подобны ласке наждачной бумаги. Мужчины уверенны, что некогда камни были прямоугольны, словно огромные кирпичи, и что годы катанья сгладили их утлы. Одинаково вещество, слагающее камни, одинаковы и размеры их — но мужчины отказываются верить в то, что они равны. Каждый убеждён, что он катит самый тяжёлый из камней. Иногда они, в надежде облегчить свой труд, обмениваются камнями, но, видя ухмылки на лице своих товарищей, понимают, что просчитались, и требуют обратно свои собственные камни.

Трое мужчин катят свои камни через лес. Они верят, что, достигнув дальнего предела леса, они выполнят некую очень важную задачу. Возможно, им наконец будет дозволено отдохнуть. И потому они цепенеют, когда, прямо посреди леса, их взору предстаёт дитя. Точнее, первый мужчина полагает, что пред ними дитя, нагое и испуганно плачущее от вида извивающихся над ним грибных усиков. Второй видит старика с изувеченными ногами, придавленного громадами монолитов. Третий видит неоперившегося птенца, дрожащего и синеющего от холода.

Трое мужчин катят свои камни через лес. Им предстоит принять решение. Должны ли они спасти дитя… или старика… или птенца? Должны ли они спасти его, или же им стоит продолжить безучастно катить свои камни через лес? Тот, кто примерит на себя роль спасителя, должен будет отбросить в сторону свой камень, тем самым потеряв драгоценное время. «Это обман, — хрипит один из мужчин. — Я не знаю, в чём он заключается, но точно знаю — это обман Не будем задерживаться рядом с ним и двинемся дальше». Так они и поступают. Они не обращают внимания на стоны и плач, и поздравляют друг друга с тем, что смогли прозреть хитрость неведанного зверя, сокрывшегося за маской невинности.

Трое мужчин катят свои камни через лес. Их слуха достигает заунывный свист, доносящийся издалека — и становящийся всё ближе. То голос ветра. Трое мужчин отброшены назад, на все те мили, что были пройдены ими. Они расшибаются о камни и деревья; они низринуты в грязь. Но это ещё не конец. Проходит время, и их раны постепенно затягиваются, а кости вновь срастаются. Когда они, наконец, вновь могут стоять на ногах, их взору, мучительно-медленно, являются три больших камня. Их умы всё ещё пребывают в беспорядке, но они знают, что нужно делать. Они должны начать всё заново.

Трое мужчин катят свои камни через лес. Они истощены. Они истерзаны болью, и им предстоит долгий путь. И вновь они видят дитя… или старика… или птенца, что в одиночестве плачет в лесу. «Это обман, — говорит один из мужчин. — Я не понимаю, откуда мне это известно, но я точно знаю: если мы не поможем ему, нас ожидает расплата».

Трое мужчин катят свои камни через лес. Трое мужчин катят свои камни, но они делают остановку, чтобы помочь. Едва их руки отрываются от поверхности камней, они слышат далёкий заунывный свист ветра, приближающийся к ним.

Трое мужчин катят свои камни через лес.

STEFAN GRABINSKI

CZAD

1913

С оврагов полетели новые табуны ветровых посвистов и, пролетев над заснеженными полями, ударили челом в белые сугробы. Согнанный с мягкой постели снег сворачивался в причудливые сплетения, бездонные воронки, хлещущие плети и в каком-то безумном вихре рассыпался белой сыпучей пылью.

Наступал ранний зимний вечер.

Ослепительная белизна метели наливалась синеватым цветом, перламутровый блеск на горизонте переходил в хмурый сумрак. Снег сыпал без остановки. Большие лохматые космы появлялись откуда-то сверху совсем бесшумно и стелились пластами по земле. Подрастали на глазах стога сена, натягивая на себя огромные широкополые снежные шапки, и куда не кинешь взгляд, торчали похожие на скалы снежные заносы

Постепенно ветер успокоился и, сложив свои усталые крылья, подался завывать куда-то в чащу. Пейзаж медленно обретал более чёткие очертания, проявляясь на вечернем морозе.

Ожарский упорно брёл по большаку. Одетый в тяжёлый кожух, в грубых сапогах до колен, увешанный измерительными приборами, молодой инженер одолевал снежные завалы, преграждавшие ему путь. Два часа назад, отбившись от группы товарищей, ослеплённый метелью, он заблудился в поле и после бесполезных блужданий окольными путями в конце концов пошёл наугад, пока не выбрался на какую-то дорогу. Теперь, увидев, с какой скоростью падают сумерки, он напряг все свои силы, чтобы добраться до человеческого жилья, пока не наступила сплошная тьма.

Но вдоль дороги тянулась бесконечная пустыня, в которой не на чем было остановить взгляд — не видать ни хижины, ни покинутой кузницы. Его охватило досадное ощущение одиночества. На минуту он стащил пропотевшую меховую шапку и, вытерев её изнутри платком, втянул уставшей грудью воздух.

Он двинулся дальше. Дорога медленно меняла направление и, изогнувшись широкой дугой, начала спускаться в долину, к западу от него. Инженер преодолел изгиб и, минуя обрыв, ускоренным шагом начал спускаться в долину. Вдруг, пристально оглядевшись вокруг, он не удержался от непроизвольного вскрика. Справа, во мгле неярко блеснул свет. Неподалёку было жилье. Ожарский прибавил ходу и через четверть часа оказался перед старой, занесённой снегом хатой, подле которой не было никаких пристроек.

Вокруг на весь окоём ни следа хоть какого-то села или хутора, только пара вихрей, точно спущенные с поводка псы, завывали и скулили окрест.

Инженер забарабанил кулаком в темную дверь. Она тотчас открылась. На пороге едва освещённых сеней стоял крепкий седой старик, приветствуя его странной улыбкой. На просьбу о ночлеге он приветливо кивнул головой и, оценивая взглядом крепко сбитую фигуру молодого человека, сказал мягким, почти ласковым голосом:

— Будет, как же, будет где положить ясную головку. Ещё и на ужин не поскуплюсь, а как же, накормлю ясного пана и напою, а как же — напою. Заходите в дом, вот сюда, да, в тепло.

И мягким родительским движением обнял гостя за пояс и повёл к двери комнаты.

Ожарскому это движение показалось дерзким, и он охотно бы сбросил руку старика, но она держала его крепко, и, когда уже он, преодолевая внутреннее сопротивление, переступал высокий порог, то споткнулся и чуть не упал, если бы не поспешная помощь хозяина, который подхватил его, как ребёнка, на руки и без малейшего усилия занёс в дом. Здесь, опустив инженера на пол, он сказал каким-то другим голосом:

— Ну, и как вам гулялось на ветру? Вы же лёгонький, как пёрышко…