Андрей Бородин - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

Ожарский остолбенело посмотрел на человека, для которого он показался пёрышком, и вместе с удивлением почувствовал ещё и отвращение к этой назойливой вежливости, к льстивой улыбке, словно бы навеки запечатавшей уста хозяина. Теперь, в свете закопченной лампы, свисающей на шнуре с грязного потолка, он мог подробно его рассмотреть. Хозяину было лет семьдесят, но худое сложение, ровная осанка и только что продемонстрированная им сила, противоречили столь преклонному возрасту. Лицо большое, покрытое бородавками, буйные обвисшие подковой седые усы и такие же седые длинные волосы. Глаза были особенные — чёрные, с демоническим блеском дикого страстного огня, производившего на Ожарского поистине магнетическое влияние.

Хозяин тем временем занялся ужином. Снял с полки шинку, буханку хлеба, достал из буфета графин с водкой и поставил на стол перед гостем.

— Кушайте, пожалуйста. Чувствуйте себя как дома, сейчас принесу борща.

Панибратски похлопав гостя по колену, он вышел в кладовую.

Ужиная, Ожарский осматривался в хате. Она была низкая, квадратная, с пыльным потолком. В одном углу у окна стояла скамья, а напротив что-то вроде стойки с бочонком пива. Повсюду висела густая с серебряными бликами паутина.

— Душегубка, — процедил он сквозь зубы.

В печи клокотало пламя, а в устье под четырёхугольной заслонкой дотлевали угли, и это тихое тление жара сливалось с бурчанием закипевшего на плите кушанья в какую-то таинственную полусонную беседу, в приглушённые шёпоты душного жилья на фоне воющей за стенами пурги.

Скрипнула дверь кладовой и, вопреки ожиданиям Ожарского, к печи подскочила невысокая, крепко сбитая девка. Она отставила в сторону большую кастрюлю и, наклонив её, налила в глубокую глиняную миску густого наваристого борща.

Девушка молча поставила перед Ожарским ароматное варево, ягорой рукой подавая ему добытую из ящика цинковую ложку. При этом она так близко наклонилась над ним, что задела его щёку грудями, словно нехотя выпадающими из свободной рубашки. Инженер почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Груди были молодыми и полными.

Девушка села на скамье рядом и уставилась на гостя большими голубыми, немного слезящимися глазами. Выглядела она лет на двадцать. Золотисто-рыжие буйные волосы спускались на плечи двумя грубыми косами. Круглое лицо портил длинный рубец от середины лба через левую бровь. Пухлые груди цвета светло-жёлтого мрамора были покрыты лёгким золотистым пушком. На правой груди виднелась родинка в форме маленькой подковки.

Девушка ему нравилась. Он полез к её груди и погладил. Не защищалась.

— Как зовут?

— Мокрина.

— Красивое имя. Тот, что там — твой отец? — он указал рукой на кладовую, где недавно исчез старик.

Девушка загадочно улыбнулась.

— Что за «тот, что там»? Там сейчас нет никого.

— Э, не выкручивайся. Ты его дочь или любовница?

— Ни то, ни другое, — рассмеялась она простым, вольным смехом.

— А кто же ты — служанка?

Она высокомерно нахмурилась.

— Ничего себе, выдумал. Я тут сама себе хозяйка.

Ожарский удивился.

— Он твой муж?

Мокрина снова рассмеялась.

— Не угадал, ничья я не жена.

— Но спишь с ним, да? Старый, зато хваткий? Трёх таких, как я, заткнул бы за пояс. А в глазах искры летают.

— Слишком ты любопытный. Нет, ложиться с ним я не ложусь. Как же это? Ведь я родом из него… — он замешкалась при этих словах, подбирая нужные. И вдруг, словно пытаясь избежать его смелых рук, вывернулась и пропала в кладовке.

«Странная девушка» — подумал Ожарский.

Он выпил пятый стаканчик водки и, удобно развалившись на скамье, расслабился. Тепло разогретой хаты, усталость после долгого путешествия и горячий напиток навеяли сонливость. Он бы так и заснул, если бы не вернулся старик. Хозяин принёс под мышкой две бутылки и наполнил стаканы для гостя и для себя.

— Хорошая вишнёвка. Очень старая.

Ожарский выпил и почувствовал, как в голове завертелось. Старик следил за ним исподлобья.

— А ведь ясный пан совсем мало съел. А пригодилось бы на ночь.

Инженер не понял.

— На ночь? Что вы имеете в виду?

— Ничего, ничего… А бёдрышки неплохие!

И ущипнул его за ногу.

Ожарский отодвинулся, одновременно нащупывая револьвер.

— Эй, что вы так дёргаетесь? Обычная шутка и только. Ведь вы мне нравитесь. Времени у нас полно.

И, как бы для того, чтобы успокоить, отодвинулся к стене.

Инженер остыл, и чтобы сменить тему, спросил:

— Где ваша девка? Почему она за дверью скрывается? Вот вместо глупых шуток, пришлите мне её на ночь. Я хорошо заплачу.

Хозяин, казалось, ничего не понял.

— Извините, ясный господин, но нет у меня никакой девки, а там за дверью сейчас нет никого.

Ожарский, уже как следует захмелев, вскипел.

— Что ты мне, старый бугай, глупости плетёшь прямо в глаза? Где девка, которая мне только что борщ подавала? Позови Мокрину, а сам убирайся.

Дед ни с места не сдвинулся, лишь насмешливо взглянул на гостя.

— Ага, Мокриной, Мокриной нас сейчас зовут.

И, не обращая внимания на разъярённого молодого человека, тяжёлым шагом направился в кладовую. Ожарский бросился за ним, чтобы тоже попасть внутрь, но в ту же минуту откуда появилась Мокрина.

Она была в одной рубашке. Красно-золотые волосы её рассыпались мерцающими волнами по плечам, играя на свету. В руках держала три корзины, наполненные свежими подошедшими хлебами.

Поставив их на скамье у печи, она взяла кочергу и принялась выворачивать раскалённые угли. Склонившаяся вперёд, к чёрному отверстию, её фигура выгнулась упругой дугой, играя пышными девичьими формами.

Ожарский безумно схватил ее в объятия и, задрав рубашку, начал целовать разгорячённое от огня тело.

Мокрина смеялась и не сопротивлялась. Вывернув тем временем из печи дотлевшие головешки, небрежно раскидала остаток жара по краям, после чего тщательно вымела весь пепел. Однако горячие объятия гостя мешали ей в работе, так что, наконец, высвободившись из его рук, она шутливо замахнулась на него лопаткой. Ожарский на минуту отступил, дожидаясь, пока она закончит с хлебами. Наконец девушка вынула все хлебины из корзин и, ещё раз посыпав их мукой, посадила их в печь.

Инженер дрожал от нетерпения. Он снова схватил её и, увлекая к кровати, попытался задрать рубашку. Однако девушка так и не далась:

— Теперь нет. Рано. Потом, через некоторое время, около полуночи, приду вынимать хлеб. Тогда меня и получишь. Да пусти уже, пусти! Раз сказала, что приду, значит приду. Силой все равно не позволю взять.

И, ловким кошачьим движением выскользнув из объятий, снова исчезла в кладовке.

Ожарский попробовал вскочить туда за ней, но наткнулся на запертую дверь.