Омар Суфи - Власть и страсть

Дешамп махнул рукой.

— Надо действовать еще решительнее!

Роджер опять ушел в раздумье и, наконец, выложил:

— Вам нужен хороший следователь с полномочиями вести дело, касающееся международных мошенников. Частные сыщики вас не устраивают, хотя я остановил бы выбор на них. Вы подумали о Люке Аршабмо. Вы можете его шантажировать, но это неприлично, тем более, у вас у самого рыльце в пуху. А если просьба придет от иностранного дипломата, дело примет еще более щекотливый характер… и… даже не знаю, что дальше.

Роджер был сам удивлен своей прямоте.

— М-да… — затянул Дешамп. — Есть нюансы… вы не учли высшие интересы наших государств.

— Все же я не уверен, что я хочу быть вовлечен в это дело. Если что пойдет не так, то это сильно ударит по мне.

— Я так не думаю. Давайте поразмышляем. Что вы попросите у Аршамбо? Вы скажете ему, что хорошо знаете меня, что мы с вашими британскими друзьями и родственниками работаем над важным проектом противодействия Германии. Вы просите помочь мне — и все! Вы больше ни в чем не участвуете. Чем же вы рискуете в этом случае?

— Я подумаю… Я не готов ответить прямо сейчас.

— Главная фигура в этом деле Эмиль Рум. Его надо прижать к стене, чтобы он молчал.

— Гм… Эта в целом очень интересная фигура. Но его не прижмешь. Он состоятелен и вроде бы чист, по крайней мере, с формальной точки зрения. Хотя… вы знаете, его имя я встречал в контексте дела в Нанте…

— Да? Это чертовски интересно!

— Но там тоже нет никаких доказательств. Знакомый журналист Жан дю Тей мне рассказывал, что он познакомился в доме у Эмиля Рума с неким Лемером. А последний подозревается в причастности к инциденту в Нанте. Хотя, это, конечно, ни о чем не говорит. Лемера могли видеть и в других местах и у других людей.

— Согласен. В любом случае определенный нажим не мешает. Вы согласны, что частные сыщики не будут обладать такими полномочиями?

— Я бы нанял их следить за всеми вовлеченными в это темное дело людей.

— Это требует ресурсов.

— Да.

— Так как насчет вашей встречи с Аршамбо по делу о башне?

Роджер после этого разговора пришел домой опустошенный. Его мир, состоящий из его любимой работы, родственников и знакомых, покачнулся. А главное — Гертруда. У него защемило сердце. Он встал вспоминать ее белокурые волосы, очки, серьезный и, вместе с тем, нежный взгляд, несколько ироничную улыбку. Роджер наконец-то влюбился… Но теперь возникли преграды. При той антинемецкой истерии, которая разгоралась в Британии и Франции, он понимал, что иметь супругу-немку и продолжать дипломатическую работу будет очень сложно. Может, попроситься на работу в другое посольство и забрать Гертруду? Правда, он еще не сделал ей предложения…

Вена-Берлин

Во время очередного приема в салоне Адели Блох-Бауэр, на котором присутствовали Али, Густав Климт, Фрейда и некоторые другие знакомые из ее круга, гости оживленно обсуждали события в Нанте. Разговоры были о Германии, как возможном виновнике и организаторе событий, а также о происхождении летательных аппаратов — когда и где Берлин мог их тайно произвести. Фрейда вылила гостям все газетные подробности, в то время как Али несколько напряженно молчал. Также безучастен был в дискуссиях Густав Климт. Когда Фрейда обратилась к Густаву Климту с вопросом: «А тебе это не интересно?», художник ответил:

— Из Парижа пришли совсем другие потрясающие известия. Вы слышали, что произошло на сцене «Мулен Ружа»?

— «Мулен Руж»! Ну, чем может удивить кабаре? — спросила Адель. — Голыми телами?

— Нет. Разве вы не читали про скандал на сцене кабаре? Танцовщица по имени Колетт, кстати, она же известная писательница, во время исполнения номера «Египетский сон» поцеловала другую танцовщицу, свою подругу, кстати, тоже писательницу и художницу Матильду де Морни. Вот эта новость! Там в кабаре случился настоящий скандал!

— Я что-то читала про эту даму, — сказала Фрейда.

— Зачем этот эксгибиционизм? — спросил доселе молча сидевший Али.

— Утвердить красоту человеческого поцелуя! — ответил Густав Климт. — А теперь пройдемте в ту комнату. Я подготовил вам сюрприз.

Гости прошли в маленькую комнату рядом с большой гостиной, где они сидели. Эта была комната отдыха и уединения Адель. У стены стояла картина, закрытая материей, которую Климт открыл со словами:

— Это — Поцелуй !

Брызнувшая яркими золотистыми красками картина изображала мужчину, целующего девушку на коленях. Али вспомнил набросок подобной картины в мастерской у художника. Но та была блеклая, какая-та двухмерная, а эта танцевала в цветах и музыке весны, а может, осени — это уже на индивидуальный вкус.

— Потрясающе! — воскликнули почти все гости.

— Пока я еще не решил выставить картину публично. Сделаю это как-нибудь скоро…

Али взял Фрейду за локоть и повел вглубь салона, подальше от людских глаз. Вино уже начало действовать, и под впечатлением картины Али схватил Фрейду и стал крепко целовать. Она ответила взаимностью.

— Обещай мне, что ты меня увезешь отсюда, — вставила между поцелуями Фрейда.

— Куда хочешь? На луну?

Фрейда тут оттолкнула его:

— Я не шучу.

— Успокойся, дорогая. Конечно, увезу, если хочешь. Но чем тебе Вена не нравится? Поверь мне, это может самый спокойный и свободный город в Европе.

— Нет, ты меня никуда не увезешь. Впрочем, я и сама могу уехать. В твоей помощи я не нуждаюсь! Минута слабости…

— Мы это уже несколько раз обсуждали. Фрейда! Ты мне очень дорога! Прекрати паниковать! Давай поразмышляем…

— Размышлять?! Здесь и сейчас?! — раздался голос Климта, бесцеремонно ворвавшийся в интим уединившейся пары.

Его громкий голос привлек в этот уголок салона и других гостей.

— Я освободил поцелуй от ханжества, от стыда. Любуйтесь!

— Как же насчет Мунка и его «Поцелуя»? — спросил один из гостей, имея в виду картину норвежского художника, сделанного в 1897 году, то есть до Климта.

— Если бы вы внимательно изучили картину Мунка, то не задавали бы мне этот вопрос, — раздраженно ответил Климт.

Картина Эдварда Мунка изображала целующуюся пару на очень темном фоне. Контраст с картиной Климта был выразителен, но, очевидно, в таких салонах люди любили спорить и обсуждать. Поэтому провокация удалась, и где-то следующие полчаса гости обсуждали обе картины. Али только понял, что картина вызовет соответствующий резонанс, и ее необходимо покупать, то есть надо поговорить с художником при удобном случае.

Его художественный бизнес требовал подпитки из Парижа, однако вестей от своего вождя Эмиля Рума Али не получал уже некоторое время. На его последнее письмо о событиях в Нанте Эмиль не ответил. События в Нанте были предметом серьезного беспокойства, и Али не мог получить информацию о том, как там обстоят дела. В этой ситуации он решил, что будет действовать пока по своему усмотрению. Таким образом, он решил поехать с российскими революционерами на сходку в Берлин.