Омар Суфи - Власть и страсть

В компании, в которой оказался Али, были почти все руководители движения — Владимир Ленин, уже знакомый Джугашвили, Красин, Богданов, Литвинов. Все они направлялись на съезд партии в Лондон, но по дороге провели совещание в столице Германии. Али на некоторые встречи допущен не был, и уже позже узнал, что именно тогда эта группа революционеров пришла к решению осуществить дерзкое нападение на банк в Тифлисе, важном губернском центре российского Кавказа. Во время атаки на карету казначейства, которая перевозила деньги из почты в банк, погибло около 40 человек. Но это чуть позже. А там, в Берлине, Али почувствовал, что ему не доверяют и, вполне возможно, они были правы. Али был так увлечен идеями своего руководителя Эмиля Рума и самим его персоной, что российские революционеры имели резонные основания видеть в нем «не своего».

Однако у Али были и другие дела. Еще до поездки в Берлин он получил письмо от своего чешского приятеля Карела Земана, который настоятельно просил его встретиться с одним из своих знакомых. Они встретились у Бранденбургских ворот — место очень приметное, но Карел Земан не видел причин для конспирации.

Здесь, в центре Берлина, можно было ощутить, что этот город стал столицей индустриальной империи — центром мощной военной силы. Все новое и модерновое властвовало над людьми, которые двигались, словно на параде. Это был город современных автомобилей и трамваев, больших магазинов, таких, как, например, открывшийся в 1907 году «КаДеВе», телефонов и прочей техники, так сильно ворвавшихся в жизнь человека в последние тридцать лет. Вместе с тем, Берлину не хватало изысканных манер Вены — его история была связана с провинциальной Пруссией, в отличие от аристократической столицы Австрии. Несмотря на обилие художественных галерей, студий, ресторанов и всяческих клубов, прусский дух витал в воздухе Берлина. О немецком порядке также говорили чересчур уж часто встречающиеся и назойливые надписи «Verboten» — «запрещено».

— Тут была встреча с русскими революционерами, — сообщил Али Карелу Земану. — Я не удивлюсь, если за мной следят, как и за ними. Поэтому место выбрано не совсем удачное.

— Клин клином вышибают. Зайдем в кафе.

Когда пара уселась, Карел Земан сказал:

— Как там русские? Тебе с ними легче найти общий язык? Что ты думаешь?

— Мне не совсем доверяют… А что касается их планов, я все же думаю, организовывать революцию в России — дело безнадежное. Мы все видим, что она подавлена. На силу надо отвечать силой. Я согласен в этом вопросе с Эмилем Румом. Только приобретя соответствующие технологии, мы сможем сделать задуманное.

— Я тебя познакомлю с потрясающим человеком. Он переехал, кстати, из России и живет здесь, в Берлине. У него удивительные проекты.

Через некоторое время появился элегантно одетый мужчина, в костюме, жилетке и с котелком на голове, с рыжими усами. В одной руке он держал трость, а в другой большую папку с бумагами.

— Вадим Войтехич.

— Очень приятно, — ответил ему Али, но далее они продолжили разговор на немецком, чтобы Карел Земан мог понимать.

Без долгих объяснений Вадим Войтехич открыл папку и показал несколько листов. На них попеременно шли чертежи различной техники, сделанные карандашом, в основном летательных аппаратов, чередующихся с цветными изображениями той же техники. Али взял в руки несколько чертежей и картин, в то время как Карел Земан внимательно следил за его реакцией.

— Как? — спросил он.

— И это все летает?

— Будет, — тихо ответил Вадим Войтехич. — Все рассчитано, подсчеты сделаны…

— И вы не предлагали это немцам?

— Предлагал. На одну вещь даже получил заказ.

Али взглянул вопросительно на Карела Земана. Он хотел спросить — с какой стати этот человек будет работать с ними, если у него государственный заказ, но Вадим Войтехич, очевидно, догадался о возникшем вопросе и ответил:

— Министерство обороны хочет практические вещи, а я хочу еще и красоты.

Али вспомнил Кристофера Ллойда с его помешательством на паровых машинах и воздушных галерах и каравеллах. У Вадима все было в ином стиле — это были в основном дирижаблеподобные аппараты в стиле уже дизельпанка.

— Это, конечно, впечатляет, — отметил Али.

— К тому же я свободный… художник, — продолжал Вадим Вотйехич, — и не хочу быть каким-то штатным инженером в немецком заведении, где приходится работать в определенные часы, хотя должен сказать, что здесь в Германии могут организовать работу на должном уровне.

— Неудивительно, что Германия такими темпами скоро обгонит британский флот.

— Следующая битва будет за господство в воздухе, — сказал Карел Земан. — Я думаю о том, какую мы сможем создать армаду все вместе, — сказал Карел Земан. — Американец, я и Вадим… с деньгами Эмиля Рума.

— М-да… Кстати, от него нет вестей после происшествия в Нанте. Я прямо отсюда из Берлина вышлю срочную телеграмму насчет проектов господина Войтехича.

Распрощавшись с Земаном и Войтехичем, Али отправился в почтовый офис и направил короткую телеграмму Эмилю Руму следующего содержания: «НАШЕЛ ВЕЛИКОЛЕПНОГО СПЕЦИАЛИСТА ТЧК НАДО СРОЧНО ЗАКЛЮЧИТЬ КОНТРАКТ».

Далее Али решил посетить несколько известных художественных галерей, чтобы ознакомиться с новыми веяниями искусства германского Рейха. Еще будучи в гостинице, он поинтересовался местами, которые могли бы представлять интерес с точки зрения изобразительного искусства. Так он узнал об открытии в Берлине выставки еврейских художников Лессера Ури, Джозефа Израиля, Маурици Готлиба и многих других. Али, вспомнив Фрейду, сказал себе — обязательно надо увидеть.

На выставке было достаточно много народу, и чуть позже Али понял почему — там находилась активистка марксистского движения Роза Люксембург. Родившаяся и выросшая в Польше, Люксембург переехала в Германию и поселилась там благодаря фиктивному браку с приятелем. Она несколько раз подвергалась аресту, что только увеличило ее популярность как среди женщин, так и левонастроенных деятелей. И сейчас вокруг нее было две дюжины людей, в основном женщины. Али вспомнил, что кто-то из русских революционеров ему сказал, что она собирается принять участие в предстоящем съезде русских социал-демократов в Лондоне. Али мысленно заговорил с Фрейдой: «Твое место здесь — тут, наверно, свободы больше, чем в Вене, в том числе и для евреев».

Али также посетил выставку берлинских сецессионистов. Выходя из галереи, Али вдруг обратил внимание на мужчину у двери — ему показалось, что он его где-то видел. У него были явно славянские антропологические черты лица — человек всегда каким-то шестым чувством признает «своих» — как-никак, Али был подданным Российской империи и всегда достаточно верно примечал «своих» среди толпы в Париже или Вене. Тут Али решил с ним поздороваться по-русски, на что тот вздрогнул слегка, но ничего не ответил. Человек прошел внутрь галереи и что-то стал спрашивать по-немецки. А! Все точно, с русским акцентом — Али не ошибся.