Михаил Скрябин - В тени зелёной беседки

— Не тужи, внучек, — ласково заговорила старушка и положила сухонькую руку на его плечо. — Пойдём со мной. Здесь таких, как я, солдаток, много. Не оставим вас в беде, выручим чем бог послал.

— Неудобно, бабуля.

— Какое тут неудобство? Для своих же.

Старушка открыла калитку, которая вместо петель держалась на верёвочках, и пропустила его. Издали, с улицы ещё не так была заметна ветхость дома, как вблизи. Стоящий по другую сторону дворика сарай вообще, казалось, дунь — развалится. Его и удерживал только кол, подпиравший стену. Валерий был разочарован. При такой бедности о какой помощи «красным следопытам» может идти речь? Пригнувшись, вошел вслед за старушкой в дом. Небогато, но зато всё блестит чистотой. Он посмотрел на свои ботинки с прилипшими к подошвам комьями грязи и стал искать глазами половичок.

— Ничего, ничего, входи. Я потом подотру, — сказала старушка, заметив его ищущий взгляд. — Мой руки и садись за стол, — указала она на старинный умывальник с ведром внизу. — Я сейчас.

Стараясь не очень наследить на крашеном полу, Валерий шагнул к умывальнику, а старушка загремела горшками, что-то вытащила из духовки, достала из буфета посуду. Когда он, впервые за все время после побега, отмыл с мылом руки, на столе уже дымилась тарелка супа. Глядя, с какой жадностью нежданный гость накинулся на еду, старушка сокрушенно покачала головой, мысленно ругая учителей: «И о чем они только думают? Так морить голодом детей!»

Едва Валерий расправился с супом, перед ним предстала тарелка варёной картошки. Затем старушка куда-то исчезла и тут же появилась с миской квашеной капусты. Взяла литровую банку, и Валерий в окно увидел, как она торопится к соседнему дому.

— Пей, внучек. Парное, оно полезное. У соседки взяла — только подоила, — убирая со стола вытертые хлебом дочиста тарелки, приговаривала старушка.

— Спасибо, бабуля, — тяжело отдуваясь, поблагодарил Валерий.

— А это вы молодцы, хорошо придумали к нам заглянуть. Здесь в войну такие бои были, столько наших полегло, что сам бог велел помянуть их.

Вытирая порой платком глаза, старушка предалась воспоминаниям. Валерий, полностью войдя в роль, слушал её с искренним интересом. Будь у него с собой бумага и карандаш, пожалуй, и записал кое-что. Но опять перед глазами база, больные, голодные, ждущие его товарищи. Лицо стало суровым, и он с глубоким вздохом остановил разговорившуюся старушку:

— Пора мне идти, бабуля. Я-то поел, а отряд сидит голодный.

— Ой, господи! — Старушка вскочила, засуетилась. — Вот старость не радость. Заговорилась, а про дело забыла. Но ты, внучек, не волнуйся. Сейчас соберу. Варвара, поди, и картошку, и яйца уже сварила. — Она проворно забралась на русскую печь, достала оттуда мешок. Зашла в комнату, вынесла тесьму. — Ты пока привяжи к углам, чтоб на плечи надеть, а я к Варваре. — И она шустро выскочила за дверь.

Валерий привязал концы тесьмы, подергал — крепко ли? Посидел. Старушка не возвращалась. Заглянул в комнату. В ней идеальный порядок. Кровать застлана чистым покрывалом, на ней гора подушек, от огромной до крохотной «думочки». «И куда ей одной столько? Вот бы нам хоть половину», — подумал он. И обратил внимание на открытый сундук. Наверно, из него доставала старушка тесьму.

Прислушался. Нет, шагов не слышно. Сам не зная зачем, заглянул в сундук. В нём всевозможное старьё, хотя сложено всё аккуратно. Сверху какой-то мешочек. Пощупал. Что-то сухое и мелкое. И сразу запах табака напомнил, что уже целую вечность не курил. В мешочке, верно от моли, самая настоящая махорка. Конечно, пачка «Беломора» лучше, но махра тоже на улице не валяется. Недолго думая, сунул мешочек за пазуху. Когда старушка с тяжеленной корзиной в руках вошла на кухню, Валерий снова сидел на своем месте, за обеденным столом.

— Всем миром собирали, — прижимая свободную руку к груди, чтобы унять одышку, говорила она, ставя корзину на лавку. Чего там только не было! Валерий с истинным умилением смотрел, как опускает старушка в мешок четыре буханки хлеба, тёплого, домашнего, видать, только что испечённого, полиэтиленовые мешочки с вареными яйцами, картошкой в мундире, кусок холодного мяса, вяленые рыбешки, баночку солёных огурцов.

— Может, молочка в бидоне возьмёшь? А потом придёте к нам с концертом, зайдёшь поужинать и принесешь. Я быстро к Варваре сбегаю, — пообещала старушка, закончив укладывать в мешок продукты.

— Нет, бабуля, спасибо. И это не знаю как донести, — взмолился Валерий.

— Для друзей-то товарищей донесёшь. Недалеко ведь, всего пять вёрст.

Знай сердобольная старушка его «вёрсты», не настаивала бы. Завязывая мешок, Валерий вдруг вспомнил:

— А сольцы, случайно, у вас не найдётся?

— Как не найтись. Конечно, есть. Старушка подошла к буфету и, отсыпав себе немного в солонку, отдала ему почти полную пачку.

— Может, сахарку надо? Чаю на заварочку?

— Не откажусь.

Кулёк с рафинадом и пачка грузинского чая последовали в мешок вслед за солью. Теперь можно собрать в кулак верх мешка, накинуть на него петлю из тесьмы и крепко затянуть. Поставив мешок на лавку, Валерий повернулся к нему спиной, присел на корточки. Старушка хотела помочь, но он отказался. Уже с мешком за спиной полез в карман пиджака, вытащил кошелёк со всей наличностью. Расчёт оказался верным. Увидев деньги, старушка замахала руками.

— Да что ты, внучек, выдумал?! Какие могут быть деньги?! — Она даже топнула ногой.

— И вечером приходите ужинать. Всем миром накормим.

— Спасибо, бабуля, обязательно придём, — пообещал Валерий. Старушка провожала его до калитки. Шла горделиво, под приветливыми взглядами соседок. Валерий подтянулся, кланялся, улыбался, прижимал руки к груди.

Он и в самом деле был искренне благодарен. Мысль о непорядочности сопровождала Валерия большую часть пути. Но он старательно отгонял её — цель, мол, оправдывает средства: сам сыт, ребят накормит, еды дня на три хватит, и всё задарма. А то, что старушка делилась буквально последним, соседей подключила, так на то она и старушка. Его родная бабушка тоже ничего не пожалела бы.

Но чертова мыслишка продолжала копошиться где-то в глубине, мешая хорошему настроению. Отойдя от села на порядочное расстояние, сел на пенёк, достал махорку и, оторвав клочок газеты, неумело скрутил здоровенную самокрутку. С наслаждением втянул в себя едкий дым и закашлялся. Махорка пересохла, отдавала нафталином, но всё-таки это было настоящее курево. Отдохнув, отправился дальше. Наконец среди деревьев мелькнуло приютившее их озеро. Валерий ждал если не духового оркестра, то во всяком случае радостных возгласов, дружеских объятий, похлопываний по усталым плечам. Но никто не кинулся навстречу. Почти у самого костра он поскользнулся и с отвращением сплюнул — под ноги попала кожа лягушки. «Вот, значит, до чего дошло».