Сергей Носов - Член общества, или Голодное время (журнальный вариант)

«Невероятное совпадение», — выдохнул профессор Скворлыгин. «Да тут и закладочка, — обрадовался Долмат Фомич еще большему совпадению, — как раз на этом месте!» «Быть не может!» — не поверил профессор Скворлыгин.

Долмат Фомич продекламировал:

«Оно!» «Ну это судьба, Олег Николаевич, это просто судьба! Берите, берите скорее. — Долмат Фомич сунул книгу в руку мне, молчаливо недоумевающему. — Многое вам придется обдумать, осмыслить… Это судьба!»

Зазвенел колокольчик. Всех приглашали снова к столу. Зоя Константиновна, которая села было за пианино, внезапно залилась громким неподражаемым смехом; радость переполняла ее.

«Я специалист по костям, — обратился профессор Скворлыгин ко всем присутствующим. — Я бы мог вам рассказать о костях. Только это не к столу. В другой раз». Парфе клубничное подавалось на сладкое.

Крайне неприятное зрелище. Старуха. Она выкрикивала ругательства, как сумасшедшая. Она и была скорее всего сумасшедшей — тощая, в полинялом пальто. Пассажиры, обзываемые «козлами» и «идиотами», благоразумно молчали. Доставалось не только попутчикам и путчистам, но и натурально сильным мира сего: тогдашнему Бушу (был такой в США) и Ельцину с Горбачевым (это уже наши).

Не желая никого обижать и на оригинальность не претендуя, я громко сказал: «Тише, бабуся, кругом шпионы!» И все. Весь мой поступок… Все как будто вздрогнули в нашем троллейбусе. И та замолчала. Зловеще.

Незнакомка в красном шарфе повернулась на мой голос, она посмотрела на меня, хотел бы я думать, с благодарностью, но, если оставаться реалистом, пожалуй, все же с иронией (а то и насмешкой). И произнесла «здравствуйте», чем очень меня удивила. Странная девушка, подумал я, но хорошая. Несомненно, кроме красного шарфа, она обладала еще и природными отличиями, именно: глазами, носом, губами. И волосами еще, но тогда волосы были спрятаны под капюшон (красный шарф был повязан поверх капюшона). Ну и шеей (скажу, забегая вперед).

«Очень тонко замечено, — отвлек меня пассажир, очутившийся рядом. — Кругом шпионы. В правительстве и везде. Шпионы и предатели. Кругом измена!»

Он стал перечислять высокопоставленных изменников и шпионов, загибая пальцы. «Откуда вы знаете?» — спросил я. «Есть свидетельства, есть доказательства». «Вы, — вспомнил я, — вы депутат Скоторезов!»

Пассажир дернулся, словно его ударили в бок, и немедленно вышел (была остановка).

Водитель объявил, что машина не пойдет дальше, а пойдет назад, по семнадцатому.

Мелкий дождик накрапывал. Мы стояли около дома Дельвига, похожего на больной зуб.

«Что-то много, — сказал я, — сумасшедших в городе».

Она ответила: «Выпускают. Денег нет».

Она не уходила, и я не уходил. Мне казалось, что это уже было когда-то со мною — может, здесь, на троллейбусной остановке. Представился: «Меня зовут Олег». «Неужели?» «Что „неужели“? — Я сам из — за этого „неужели“ на долю секунды засомневался, тот ли я есть, кем представился, неужели Олег? — Вам не нравится имя Олег?»

«Нравится, — сказала, смеясь. — В таком случае меня зовут Юлия».

«Юлия?» — «Юлия». — «Елки зеленые!» — вот и все, что я смог произнести вразумительного.

Юлия. Наш курьер из «Общего друга». Она. Это было чудовищно. Во плоти и неузнанная. Мною не узнанная. Она.

«Не комплексуйте. Бывает. Мы только раз виделись».

Да ведь этого даже теоретически быть не должно! «Раз виделись!..» Ведь образ ее, той — ее — однажды виденной Юлии, мной овладел как — никак, а точнее, весьма и весьма овладел — раз она мне приснилась. Раз виделись раз. Она мне ж присниться успела. Был сон, говорю.

«Я еще позавчера к вам приходила, вас дома не было, — как бы за меня извинялась и опять же передо мной таки Юлия (впрочем, взяв еще более насмешливый тон). — Хозяйка дала».

Ей хозяйка дала мои кулинарные наброски о жаренной (сырые наброски) с томатом — пастой салаке и раках вареных.

«Юлия, вы мне приснились». «Что-нибудь непристойное», — заключила саркастически Юлия и была недалеко от истины. Хотя — смотря что считать непристойным. «Смотря что считать непристойным». — «Я многим снюсь. Бывает».

Разволновался. Разволновался, честно скажу. Как бы я ни старался подстроиться под Юлин тон спокойно — насмешливый, внутри-то меня поклокатывало. Внутри меня внутренностями моими несамоощущаемыми, самонеощущаемыми, само по себе ощущаемо, ощутимо — овладевало, страшно сказать, неясное предощущение не случая, но судьбы.

«Много совпадений, — сказал я, — много совпадений в последнее время».

На это Юлия резонно ответила мне, что совпадений в жизни у нас больше, чем думаем, замечаются лишь немногие. На это я резонно заметил, что как посмотреть, может, все, что есть, и есть одни совпадения. Но развивать не стал теорию.

Я только сказал Юлии: кто знает, может, мы и раньше встречались — в какой-нибудь прошлой жизни.

«Зачем же в прошлой? — сказала Юлия. — Наверняка в настоящей».

«Юлия! Ты была на тридцатилетии художника Б.!» И ответом мне было Юлино: «Да».

«Был салат, был из липовых листьев салат!» — Только зря про салат, он не главное. Опять полезла бестолочь кулинарная. — «И море „Ркацетели“», — сказала Юлия.

«Ты помнишь меня?» — «Теперь вспоминаю». — «Ты сдавала какой-то экзамен…» — «А ты учился… где ж ты учился?..» — «Не важно. Мы с тобой танцевали, — вспомнилось мне. — И целовались». — «Но не более того», — сказала Юлия неуверенно. «Я наклюкался. Был хорош». — «Я тоже была хороша». — «Тебя увел от меня Костя Задонский». — «Видишь, какая память», — сказала Юлия.

Я подвел черту: «Потрясающе!»

Был потрясен. Мы глядели друг другу в глаза, потрясенные. Юлия — тоже. Без каких-нибудь «будто», без «что-то», будто что-то не что-то, а все, я — в ее — соразмерно моим — расширяющиеся зрачки — глядя — понял — не что-то, а все — и не что-то, а все, — что могло лишь мгновение быть понимаемым, лишь мгновение — быть.

И прошло. И следа не осталось — исчезло.

Юлия отвела взгляд в сторону, а я завершил вдох.

Жаль.

Жаль, что так бестолково.

Но не биться же в падучей в конце концов.

Шел транспорт. Ярко фургоновыраженное и мебелью груженное, ехало по Владимирской «Найденов и компаньоны». Играл уличный музыкант на баяне. Со стороны Кузнечного рынка тянуло гнилым картофелем.

«Я тороплюсь. Меня ждут, — проговорила Юлия. — Надеюсь, встретимся послезавтра». «А завтра? А что ты делаешь завтра?» «Завтра, — сказала Юлия, — я должна передать вам, Олег Николаевич, официальное приглашение на послезавтра».

Я спросил: «Значит, завтра придешь?» «Будем считать, передала сегодня. Завтра у меня выходной», — сказала Юлия. «Зачем выходной?» — уже не зная, что спрашивать, спросил я еще.