Станислав Вторушин - Леший

— Но как легализоваться? — спросил Филипп. — С советским паспортом этого не сделаешь.

— Давай думать, — сказала Надя.

Филипп вспомнил кейс Лешека Мочульского, набитый паспортами всех стран Европы. Картинно, как на сцене, хлопнул себя ладонью по лбу и произнес:

— Кажется, я нашел выход. Надо позвонить в Варшаву.

На следующий день вечером он уже сидел на Маршалковской с Мочульским. Лешек внимательно выслушал его просьбу и сказал:

— С европейским паспортом у тебя будут проблемы. Данные обо всех гражданах Европейского экономического союза имеются на компьютере любого пограничного поста. — Он наморщил лоб, задумавшись на несколько мгновений, и произнес: — А может, тебе сделать канадский? Тем более, что ты прилично говоришь по-английски. Когда мы встретились впервые, я даже подумал, что ты англичанин.

Филипп откровенно обрадовался. Канадский паспорт давал ему немало преимуществ. Не надо было врать, почему он не знает Европу, а Надя не знает английского. В голове сразу выстроилась правдоподобная легенда. Он приехал из Канады в Голландию, встретил здесь Надю, у них возникла любовь с первого взгляда. Россиян такая легенда вполне устроит.

— Когда ты сможешь сделать паспорт? — спросил Филипп.

— Через два дня, — ответил Мочульский. — Но это будет стоить пять тысяч долларов. Такова такса.

«Жулик ты отпетый, — подумал Филипп, — если пытаешься надуть даже своего знакомого». Но вслух сказал другое:

— Дорого, конечно. Но ты меня припер к стенке.

Получив паспорт на имя Фила Голби, Филипп долго рассматривал в нем свою фотографию, пробовал пальцем краску на печатях, смотрел их на свет. Потом протянул Мочульскому конверт с деньгами. Тот пересчитал доллары и сказал:

— Счастливого пути.

Надя встретила его в аэропорту Амстердама, на машине отвезла в Харлем на свою квартиру. В этот же день в Харлем позвонил Шемберас. Сказал, что в воскресенье он вместе с Саитовым и еще тремя компаньонами прилетает в Амстердам. Было бы хорошо, если бы Фил встретил их. Они хотели бы обсудить с ним конкретные предложения.

У Филиппа был один недостаток, на котором его могли легко поймать. Он не умел водить машину. Для западного человека это было просто немыслимо. Когда он сказал об этом Наде, она засмеялась:

— Мы возьмем на прокат микроавтобус. Я буду за рулем, а ты с гостями.

И он еще раз удивился ей. Надя легко решала любые проблемы. С такой компаньонкой можно было без боязни пускаться и в опасное плавание.

Встречу Филипп обставил на самом высоком уровне. Микроавтобус «Фольксваген» забрал гостей от дверей аэропорта. В гостинице их уже ждали готовые номера. Стол в ресторане был накрыт. За ним и состоялся разговор. Россияне предложили открыть в Голландии предприятие по продаже российской нефти. Возглавить его должен Филипп. За это ему отдают четыре процента акций. Остальные будут принадлежать россиянам. Предприятие будет получать из России нефть по шестьдесят долларов за тонну. Продавать — по сто двадцать. Разница в цене будет ложиться на личный банковский счет каждого.

Выслушав предложение, Филипп сморщился. Достал сигарету, закурил, потом сказал:

— Четыре процента слишком мало. Вся юридическая, в том числе и уголовная ответственность за деятельность предприятия будет лежать на мне и тех, кто станет работать вместе со мной. Они тоже должны быть заинтересованы в успехе дела. Я настаиваю на пяти, плюс один процент моей жене. Она будет главным торговым менеджером. Надя немка, у нее обширные связи в Германии, большую часть российской нефти можно будет продавать именно там.

Нагнув над столом головы, россияне шепотом посоветовались между собой и согласились. На следующий день в Амстердаме была зарегистрирована фирма «Сибойл», а каждый из россиян открыл личный счет в голландском банке.

Через два месяца Фил Голби и Надя Хольман купили роскошную виллу на тихой, утопающей в зелени, улочке Амстердама. Деньги из России текли рекой. За неполный год фирма «Сибойл» продала более пяти миллионов тонн нефти. На счет Фила легло двадцать миллионов долларов. В офис Фил и Надя ездили каждый на своем «мерседесе». Отпуск они провели на итальянской Ривьере, зимой на неделю ездили отдыхать в швейцарские Альпы.

Четыре года, за которые капитал Фила Голби увеличился почти до двухсот миллионов долларов, пролетели как один день. Цена на нефть была рекордно высокой, а Европа требовала ее все больше и больше для своей развивающейся промышленности. Чтобы увеличить экспорт, российские компаньоны Фила купили лицензию на разработку нового месторождения. Теперь надо было как можно быстрее начать его эксплуатацию. Для этого требовалось построить нефтепровод.

Филу давно хотелось побывать в России. Особенно нестерпимым это желание стало в последнее время. Он стал плохо спать. Увидит во сне белый снег, откроет глаза и лежит, уставившись в темный, задрапированный шелком потолок. Еще хуже бывает, когда приснится собака. Не холеный мраморный дог или откормленный боксер, каких не счесть на улицах Амстердама, а лохматая дворняжка с человеческими глазами, одиноко сидящая у высоких деревянных ворот своего дома и жалостливо смотрящая на Фила. Когда-то, в далеком детстве, у них жила такая собака. Вспоминая ее, Фил бессмысленно хлопает глазами, слушает посапывающую у его бока спящую Надю и чувствует, как сжимается готовое разорваться от тоски сердце.

Казалось бы он обрел счастье, о котором не смел даже мечтать. Баснословное состояние, красивая, умная жена с прекрасным вкусом и постоянными выдумками. Задрапировать спальню шелком пришло в голову ей. Она долго выбирала цвет тонкой и нежной на ощупь ткани, наняла лучших драпировщиков и теперь спальня стала походить на покои королевы. Они объехали с Надей всю Европу, по несколько раз побывали в Париже, Риме и Венеции, облазили все средиземноморские и альпийские курорты. Живи и радуйся. Какая тебе к черту дворняжка, когда аккуратненькая, румяная, словно булочка, горничная в белом накрахмаленном фартуке подает утром в постель горячий шоколад и остуженное кипяченое молоко. Причем тут дворняжка? А вот надо же, увидит во сне добрые, преданные собачьи глаза и уже лежит, затаившись, до самого утра, боясь разбудить своим дыханием Надю, чтобы она не вспугнула нахлынувшее видение.

Утром Фил стал подолгу сидеть за столом, уставившись в одну точку, или подходить к окну и, сложив на груди руки, молчаливо смотреть в сад, где с непросохших от дождя веток свешивались тяжелые прозрачные капли, а мокрые листья блестели, словно их натерли воском. Чуткая к настроениям мужа Надя, глядя на него, однажды сказала:

— А не скатать ли нам в Россию?