Энтони Бурден - О еде: cтрого конфиденциально. Записки из кулинарного подполья

Тысячи высококачественных, дорогостоящих полосатых морских окуней — знай бери! Надо лишь покрошить хлеб в воду, оглушить разлакомившуюся рыбину и вытащить ее. Таким способом добыт не один фунт рыбы. Все рестораны были набиты окунем, на кухнях чистили, потрошили и разделывали. Кухня «Дредноута», как и кухни всех городских ресторанов, сразу наполнилась поварами и подсобными работниками в забрызганных кровью фартуках. При мигающем свете газовых ламп и голых электрических лампочек чистили и разделывали рыбу, а потом отправляли драгоценное белое мясо в холодильник. Мы часами орудовали ножами, волосы наши были, как инеем, припорошены рыбьей чешуей. Проработав всю ночь, я принес домой тридцатипятикилограммовое чудище, все еще сведенное последней судорогой. Мои друзья курили травку в нашей небольшой квартирке и, как это часто бывает в таких случаях, проголодались. Итак, у нас была только рыба, немного масла и лимон, но мы приготовили этого монстра, выложили на алюминиевую фольгу и, отрывая куски руками, съели. Ярко светила луна, волны бились о стену нашего дома, стекла дрожали, мы ели и вдыхали соленый морской воздух. Это была самая свежая рыба, какую мне когда-либо доводилось есть. Возможно, тут сыграла свою роль и необычная погода, — но эта еда почему-то сильно повлияла на меня, примирила с миром, сделала меня лучше и, я бы даже сказал, умнее… Протеины устремились к коре головного мозга — чистые, со всеми нужными ингредиентами, отправленные в рот руками. Бывает ли что-нибудь лучше!

Сезон подходил к концу, команда начала разбредаться — подавались на лыжные курорты в Колорадо, нанимались на чартерные суда в Карибском море, в рестораны и закусочные Ки-Уэста. На несколько недель — после Дня труда и перед тем, как «Дредноут» закрылся, — я получил повышение. Мне доверили жарить. Я окунал обваленных в сухарях креветок и моллюсков в горячее масло, загружал увесистых омаров в агрегат, похожий на двухпалубный пароход. Не могу описать вам удовольствие, которое испытываешь от сознания власти над этой чудовищной, огнедышащей печью из железа и стали, когда бедром, как это делали Бобби и Джимми, задвигаешь решетку. Даже в кабине самолета «Ф-16» я не чувствовал себя счастливее и сильнее. Я правил миром и твердо решил, что эта работа в следующем году будет моя.

К сожалению, все получилось не так, как я планировал. Следующим летом Марио купил наш ресторан. Он был так добр, что разрешил тем, кто работал в прошлый сезон, пройти пробу — отработать несколько смен на кухне его ресторана. Охваченный трепетом, я отправился в Провинстаун. Я был полон надежд. Вернее, даже уверен в том, что буду работать на первоклассном оборудовании, получать большие деньги, войду в пиратскую элиту, стану своим в этой банде головорезов, поплевывающих на «салатников» и поваров из менее успешных ресторанов.

Как сейчас помню, я приехал в город в новеньком с иголочки синем костюме от Пьера Кардена. И туфли на мне были синие. Да, таким я прибыл в город, который, в сущности, был задрипанной португальской деревней. Там селились рыбаки и свободные художники и носили непритязательную рабочую одежду — хлопок, старые армейские куртки и штаны цвета хаки. Среди этого затрапеза, прямо из спесивого диско семидесятых я появился в костюме с жесткими плечами а-ля Роберт Палмер. Мне не терпелось показать этим деревенщинам, «как это делают у нас в Нью-Йорк Сити».

Когда я пришел, на кухне разделывали мясо. На всех горизонтальных поверхностях тяжелыми стальными ножами кромсали телятину на эскалопы. Уровень тестостерона на кухне был очень высок. Эти ребята были первоклассные работники и знали это. Да все это знали. Персонал, управляющие, да что там, даже сам Марио ходил при них на цыпочках, — как мимо клетки с тиграми, — а вдруг какой-нибудь выскочит. И только я был настолько глуп, что не понимал, какой я младенец по сравнению с этими безупречными кулинарными машинами. Я приготовил несколько сотен блюд в тихом, не очень людном ресторанчике, притом не в разгар сезона. Эти парни готовили по четыреста, пятьсот, шестьсот первоклассных блюд за вечер, и в бешеном темпе!

Была пятница, до самого большого наплыва оставалось около часа. Меня приставили к Тайрону, который работал у жарочного шкафа. Тайрон напоминал обсидиановую глыбу высотой не меньше восьми футов, с наголо обритой головой, серебряными зубами и, конечно же, обязательной золотой серьгой в ухе. Может быть, его истинные размеры были значительно скромнее, но, пожалуй, общее впечатление я передал верно: он был большой, черный, огромный, мускулистый. Его поварская куртка была натянута на спине, как кожа на барабане. Он был настоящий Гаргантюа, Черный викинг, Конан-варвар, Джон Уэйн и Голем в одном лице. А я с бесстрашием невежды принялся болтать глупости, рассказывать новым приятелям о своих сногсшибательных достижениях в старом «Дредноуте», о том, какие мы там все «плохие парни». Я трендел о Нью-Йорке, стараясь представить себя бывалым и прожженным — чуть ли не наемным убийцей от ресторанного бизнеса.

Мои рассказы их, мягко выражаясь, не потрясли. Но это меня ничуть не смутило. Я продолжал распинаться и не замечал никаких предупреждающих знаков: натянутых улыбок, мученического закатывания глаз. Я разливался соловьем, не замечая, что творилось вокруг, а между тем огромные количества еды выкладывались на столы и низенькие холодильники. Я не обращал внимания на то, как решительно точили ножи, как на специальные стеллажи складывали кухонные полотенца, гремели кастрюлями, таскали котлы с горячей водой, проверяли наличие того или другого. Они готовились к чему-то так же серьезно, как если бы собирались штурмовать военно-морскую базу Кхе Сан, а я, дурак, ничего не заметил.

А следовало бы заметить. Следовало понять наконец, какой здесь, в Мариоленде, уровень, оценить опыт этих людей, отдать должное слаженности, выработанной годами, которая позволяла поварам исполнять свой безмолвный танец, кружить в густонаселенном пространстве кухни, не теряя ни секунды и не сталкиваясь друг с другом. Они курсировали от разделочной доски к духовке, максимально экономя движения, безошибочно задвигали 300-фунтовую кастрюлю в нужный ряд, управлялись с телячьими ногами с такой же легкостью, как с куриными ножками, варили сотни фунтов макарон, да еще великодушно выслушивали мой безответственный и самодовольный треп. Я должен был обратить внимание на их жаргон — наполовину дамский, наполовину криминальный, на эти им одним понятные словечки, — результат многих лет напряженной совместной работы. Должен был. Но не понял.

Час спустя на доске появилось столько заказов, сколько я в жизни не видел.