Мара Олтман - Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

За стаканом пива мы обсудили, как зародился феномен, из которого вырос ее процветающий бизнес. Сто лет назад словосочетание «верблюжья лапка» означало лишь одно: лапу одногорбого или двугорбого животного, которое водится в пустынных регионах. Две социальные перемены наделили словосочетание новым значением. Во-первых, женщины стали носить штаны — и некоторые были настолько тугими, что стал виден контур нашего анатомического строения. Во-вторых, бразильская депиляция вошла в моду. «Лобковые волосы раньше не давали шву застревать внутри, — сказала Хан. — Теперь такого препятствия нет».

Я всегда подозревала, что мы недостаточно ценим лобковые волосы. На них не только пенится мыло как на мочалке; есть и другие преимущества, о которых мы не говорим. Когда я там все депилирую, струя мочи становится как у поломанного пульверизатора. Мохнатка направляет струю, позволяя писать прицельно и аккуратно. Я об этом, конечно, не упомянула: вряд ли у женщины ростом метр восемьдесят с фигурой Барби и волосами будто из полированного обсидиана найдется что сказать о барахлящих телесных функциях.

«Но почему верблюд? Это же самое уродливое животное, — размышляла Хан. — Не могли назвать в честь чего-нибудь более милого? Лапка коалы, например?»

«Справедливое замечание», — ответила я.

«Общество любит, чтобы нам было тяжело», — сказала она.

По ее опыту, мнение о том, что некоторые промежности более склонны к лапке, является большим заблуждением. Лапка с одинаковой вероятностью может возникнуть у любой владелицы вульвы.

«Виновата неправильно подобранная одежда, — сказала она, — а не то, что кто-то мерзкий и обвисший». Матери названивают ей и пускаются объяснять, почему им нужны фирменные трусики. «Я говорю: „Слушайте, дорогая, не надо мне рассказывать про детей, которые у вас там все разболтали. У меня нет детей, я высокая, мне никто ничего не разбалтывал — и все равно мучаюсь“». Тут Хан ударила ладонью по столу, выражая степень своего шока: «Поверить не могу, на какие меры идут женщины, чтобы избавиться от лапки». По ее словам, некоторые переносят лабиопластику, удаляя части внешних и/или внутренних половых губ хирургическим путем. Я знала о такой операции, но у меня в голове не умещалось, что из-за лапки кто-то готов лечь под нож. «Не нужно никому делать анестезию. Нужно делать как Dr. Scholl [40] Марка стелек. », — сказала она.

Хан занялась этим не из желания срубить бабки. Она верила, что ее изобретение способствует гендерному равенству, как Глория Стайнем [41] Знаменитая американская феминистка. . Ее трусы позволяют женщинам не зацикливаться на внешнем виде и сосредоточиться на делах. «Я хочу, чтобы женщины были свободны, — сказала она. — А не кричали вдруг посреди занятий по кикбоксингу: „Блин, опять эта лапка!“»

Чем дольше мы говорили, тем сильнее я недоумевала. Классно, что Хан пыталась решить проблему, дав женщинам спокойствие там, где было сплошное беспокойство. И все же это не могло не сердить. Мы не только прячем грудь в лифчик, чтобы случайный прохожий не увидел затвердевший сосок, но такими темпами еще и специальные трусики начнем носить, чтобы держать половые губы на замке.

«А если это еще одно правило, которое навязывают женщинам? — спросила я. — Вам так не кажется?»

Иными словами, не почувствуют ли себя женщины подавленными лет через двадцать из-за запертой в клетке вульвы? И не начнут ли сжигать свои Camel No в отместку? Если эту щель спрятать навсегда — фактически сделать ее невидимой, — вместе с ней можно потерять что-то важное, хоть я и не до конца понимала, что именно.

«Думайте что хотите, — сказала она, — по-моему, это успокаивает женщин». Для нее верблюжья лапка — это распутно и неприлично. «На улицах же дети, — сказала она, указывая на окно сзади. — Да и мужики будут пялиться. Это же как магнит для них».

«То есть лапка сексуальна?» — спросила я.

Лично мне лапка всегда казалась чем-то дурацким. Заметив ее, люди хихикают, а не изнемогают от вожделения. У лапки нет обаяния декольте — наверное, потому что она возникает непреднамеренно. Женщина, которая хвастает декольте, поступает так нарочно (или хотя бы осознанно), в отличие от обладательницы лапки. Последняя — как нагнувшийся сантехник, который случайно светит задом. Поэтому-то Перес Хилтон [42] Автор скандального блога о личной жизни знаменитостей. и ведет рубрику «Угадай лапку селебрити!», где запостил, например, фото рэперши Игги Азалии в обтягивающих оранжевых шортах из спандекса. Рядом подписано «Упс» и стрелочка, указывающая на два небольших бугра.

Хан была иного мнения. Она считала лапку чем-то сакральным, что следовало охранять и держать в секрете любой ценой. Раскрыть этот секрет можно только самым близким. «Это лапка вашего бойфренда. Лапка вашего мужа. Лапка вашего отца, — сказала она со всей серьезностью. — Это слишком интимная вещь, чтобы делиться ей с кем попало».

«Думаю, мой муж, увидев лапку, только рассмеялся бы».

«Засмеялся, но потом сказал бы вам: „А ну-ка, дай лапку!“»

Мы обе остались при своем. Для Хан лапка слишком провокативна, ее не должны видеть случайные прохожие. Паховые сейсмические волны — любой магнитуды от 2,8 до 9,3 — это личное дело каждой, которое стоит оставить в трусах. У меня же лапка порождала ощущение какой-то неловкости и конфуза — будто врезалась в стеклянную дверь в уверенности, что перед тобой открытый проход. Но что поразило меня больше всего и не выходило из головы после беседы, так это упомянутые Хан женщины, которых ненависть к лапке сподвигла на операцию. Если они существуют, то это пример редкой самоотверженности. Я обязана была узнать, что же на самом деле происходит в гинекологических креслах и кабинетах врачей.

Я закинула сеть подальше и нашла сразу семь пластических хирургов, известных тем, что подрезают и «омолаживают» женские гениталии. Я связалась со всеми, рассчитывая, что успехом будет, если ответит хотя бы один. Мне казалось, что из-за специфики своей работы они будут осторожничать. Все-таки эти люди уродуют женские органы — то есть лишают нас индивидуальности, перекраивая гениталии по лекалам каких-нибудь порнозвезд. Я осуждала хирургов, как и мои подружки. Мы смотрели на них сверху вниз. Узнав, что изменение формы женских гениталий — одна из самых популярных пластических операций в США, мы сказали друг другу: «Можете поверить в эту ерунду?» К моему удивлению, все хирурги, к которым я обратилась, были только рады уделить мне время. Они были отзывчивыми и откровенными. Это сбило меня с толку. Никто из них не считал, что занят чем-то плохим.