Надя Германн - Моя жирная логика [Как выбросить из головы мусор, мешающий похудеть]

Медицинские критерии неврологической анорексии, согласно официальному диагностическому руководству по классификации заболеваний, называют среди прочего, следующие признаки этого заболевания: фактический вес тела должен быть по меньшей мере на 15 % ниже предполагаемого веса, а ИМТ, соответственно – 17,5, или ниже (у взрослых). Потеря веса является произвольной и происходит в результате самостоятельно принятого решения отказываться от высококалорийной пищи, и должна сопровождаться, по меньшей мере, одним из нижеперечисленных симптомов:

• самостоятельный вызов рвоты;

• самостоятельный прием слабительных;

• сильное повышение физической активности;

• использование средств для подавления аппетита и/или диуретиков (мочегонных);

• искаженное восприятие своего тела вследствие специфического расстройства психики.

Важно при этом, чтобы соревнования с собственным весом не превратились в удовольствие. Каждый, у кого повышенный или нормальный вес, не может иметь диагноз «анорексия» – максимум какое-нибудь другое расстройство пищевого поведения. Таким образом, кто здоров или имеет повышенный вес, не может, собственно, приписать себе эту болезнь. И это не дискриминация или невежественное игнорирование, как об этом говорит движение «За жир» (я упоминала об этом выше), а вполне разумное мнение. Лучше всего тут поможет такое сравнение: возьмем человека, который чрезвычайно экономный. Вместо того, чтобы покупать продукты питания, он добывает их, сколько придется, роясь в помойных баках. Туалетную бумагу он крадет из туалетов в супермаркетах и выключает отопление в доме в самый разгар зимы, при этом сидит и мерзнет под одеялом в двух свитерах.

Если этот человек учится, но не принимает дотации согласно федеральному закону содействия обучению, отказывается от поддержки родителей, перебивается подработкой официантом и никогда не знает в конце месяца, будет ли достаточно денег на еду, то, конечно, что тут скажешь – ситуация печальна сама по себе, но такое поведение можно понять.

Но если все то же самое рассказать про персону влиятельную – директора банка, например, получающего шестизначную годовую зарплату, ваша реакция, вероятно, будет совсем другой. Тогда можно было бы классифицировать поведение этого человека, как «манию нищеты», потому что тут не найти объективных причин для такой экстремальной бережливости, и тут уже речь идет о осознанном риске навредить самому. Представьте, что кто-то из его клиентов видит, как он выносит из общественного туалета несколько рулонов туалетной бумаги или роется в объедках из мусорного контейнера.

Поведение человека нельзя рассматривать изолированно от общества, оно воспринимается только в контексте, иначе получится ложная картина.

То, что я в течение шести месяцев жила на 500 ккал в день, было результатом решения, которое я приняла, имея вес 150 кг, и на тот момент оно было разумным. Если бы я сделала то же самое при весе в 56 кг и насильно лишила бы свой организм жизненно важных запасов жира – это было бы не только не разумным, но и вредным.

Если мой вес находится в пределах верхней или средней границы здорового ИМТ, а мне захочется достичь нижней границы, то это ни в коем случае не анорексия. Желание похудеть тоже следует интерпретировать в определенном контексте: если вес избыточный, то это в высшей степени оправдано, при нормальном весе – это не нужно, так как итак все в порядке, а при низком весе – это вредно. Но и здесь есть четкие медицинские критерии. Оценка «нормального» веса не должна производиться «на глаз», и чьи-то высказывания, что ваша излишняя худоба выглядит нормально и даже привлекательно, тоже не показатель.

Представление, что анорексия – это «обратная сторона медали» снижения веса, и из избыточного веса легко быстро «скатиться» до истощения, конечно же, миф. Приведу цифры, которые говорят сами за себя: из 60 % избыточных по весу только лишь 0,3 % доходят до анорексии. Если говорить о последствиях, то цифры еще более впечатляющие: в США за год от анорексии умирает всего 0,00673 % (Hewitt и др., 2001), а вот с перееданием и ожирением связаны от 5 до 27 % случаев смерти (Mokdad и др., 2014; Masters и др., 2013).

Там, где ожирение является нормой, анорексия – крайне редкое заболевание. Одно только это ясно показывает, что механизм действия у обоих этих явлений совершенно различен, так что взаимозаменяемыми они быть не могут и заболеть «на выбор» тем или другим нельзя.

Принцип ожирения базируется на том, что мы, следуя нашим инстинктам, накапливаем жировые отложения. Тысячи лет эволюции приучили нас к мысли, что мы должны потреблять больше жирной и сладкой пищи. Мы воспринимаем еду как что-то приятное, полезное и позитивное. Поэтому отсутствие еды кажется абсолютно противоестественным и противоречит всем физическим инстинктам, особенно тогда, когда тело уже находится в недостаточном весе.

В то время как тело страдает и болеет от избыточного веса, инстинкт, напротив, говорит нам: «Давай, вон тот кусок пирога может нам пригодиться!», потому что организм, в результате эволюции, перестал понимать границы нормы и никогда уже не достигнет точки, в которой это может быть скорректировано само собой. При весе ниже нормы организм, наоборот, начинает усиленно бороться, голод становится невыносимым. Даже если дело частично доходит до состояния, близкого к опьянению, тело все равно начинает выравнивать ситуацию призывом «Есть!», все мысли вращаются только вокруг питания, доходит до атак волчьего аппетита и слабости, и организм тем самым ясно дает понять, что есть проблема. И страдающий анорексией таким образом должен, так сказать, постоянно сопротивляться сигналам о необходимости выживания, которые шлет ему его организм.

Мотивы, стоящие за всем этим и вынуждающие некоторых усиленно бороться против собственного, стремящегося выжить, организма, безусловно возникли не из-за пары впечатляющих фотографий с изображением стройных моделей.

Исследования показывают, что анорексия, в отличие, например, от булимии, не имеет культурной подоплеки и не зависит от общественно-социальных стандартов или идеалов (Keel&Klump, 2003). Исследуя расстройства пищевого поведения, ученые обнаружили, что две ⅔ пациентов в прошлом подвергались сексуальному насилию и переживали этот ужасный стресс годами (Oppenheimer и др., 1985).

Одна из моих подруг в течение нескольких лет работала в общине молодых женщин, страдающих расстройством пищевого поведения, и была там в то время консультантом по вопросам питания. Ее практический опыт общения с пациентками точно отражает вышеприведенные результаты: высокий процент ее клиенток наряду с расстройством пищевого поведения имели посттравматический синдром в результате сексуального насилия или выросли в ярко выраженных дисфункциональных, неблагополучных семьях.