Мария Гудаваж - Доктор Пес [Как наши лучшие друзья становятся нашими врачами] [litres]

Шансы паразитов на распространение увеличиваются, если зараженный человек становится более «привлекательным» для москитов. Если ранние исследование показывали, что у людей с малярией появляется специфический запах, который привлекает к нему комаров, то доктору Логану с коллегами удалось выявить конкретные вещества, которые за это отвечают, – об этом ученые сообщили в статье, опубликованной в 2018 году [44].

Они выяснили, что главными аттрактантами для москитов являются альдегиды, в том числе гептанал, октанал и нонанал, которые легко испаряются и используются в парфюмерной промышленности. Духи, в которых присутствуют альдегиды – а это большинство популярных духов, – обычно описывают как фруктовые или цветочные.

– Малярийный плазмодий очень умный и манипулирует как москитом, так и человеком, – утверждает доктор Логан. – Остается только надеяться, что собаки не менее умны и их обоняние поможет нам манипулировать паразитом.

На ранней стадии обучения Салли и Лекси выдавали какие-то предупреждения, но не связанные с малярией: как выяснилось, они различали запахи по двум школам, из которых пришли образцы носков. Запах школы оказался сильнее, чем запах малярии. Когда исследователи в «Дрессировке медицинских собак» это поняли, то стали внимательно следить за тем, в каком виде собакам предъявляются образцы, пока те не начали выявлять именно то, на что их тренировали.

В результате собаки обследовали только 175 пар из исходных 600, так что размер выборки был гораздо меньше, чем хотелось ученым и дрессировщикам из центра, особенно с учетом того, что только 30 пар были действительно получены от зараженых малярией. Но доктор Линдси говорит, что они решили действовать с образцами «максимально осторожно».

– Надо было убедиться, что отрицательные – действительно отрицательные, а положительные – действительно положительные. По этой причине положительными считались те образцы, на которых под микроскопом удалось обнаружить малярийных плазмодиев (без анализа ПЦР), а отрицательными те, на которых анализ ПЦР подтвердил отсутствие малярии. ПЦР выявляет возбудителей при гораздо меньшей их концентрации, чем микроскопия.

(ПЦР расшифровывается как полимеразная цепная реакция. Эта методика позволяет обнаруживать крошечные фрагменты ДНК и обычно используется для диагностики инфекционных заболеваний, включая малярию.)

Предварительные результаты были обнародованы в конце 2018 года. Они облетели весь мир: Салли и Лекси выявили 70 % положительных образцов и 90 % отрицательных. Доктор Линдси убежден, если бы размер образцов был больше, собаки справились бы еще лучше, но и эти их результаты считает «восхитительными» при данных условиях.

Сейчас они ищут финансирование для продолжения исследований и надеются в скором времени испытать собак в реальных условиях: в африканских экваториальных портах. Если собаки, избранные для этой миссии, покажут хорошие результаты, то вскоре перейдут на новый уровень защиты человека от скрытых врагов – глобальный.

Мэтью Ламотт был очень неспокойным младенцем. Его приходилось туго пеленать перед сном, но даже тогда он мог плакать часами, что бы ни пробовали его родители. В кроватке, на руках, с укачиванием, в тишине, вместе с родителями в постели, под белый дымок аромасвечи с запахом лаванды – он никак не засыпал. Когда его мать Кристина попыталась взять малыша с собой в душ в надежде, что теплая вода его немного успокоит, Мэтью раскричался, будто от физической боли. Больше она так не делала.

Такой темперамент ребенка сильно ее удивлял: его родная и сводная сестры были совсем другими. Но Кристина знала множество детей с повышенной чувствительностью и проблемами со сном. Она считала, что к яслям Мэтью это перерастет.

Однако ясли стали настоящей катастрофой. Он не играл с другими детьми, а если и пытался, то все заканчивалось плохо. Родителям казалось, что он совсем не умеет общаться: Мэтью очень быстро начинал сердиться и раздражаться, постоянно закатывал истерики. Нередко кусал других детей. Если кто-то отнимал у него игрушку, случайно натыкался на него, даже просто подходил слишком близко – то есть при любой угрозе его личному пространству, – он выходил из себя. Бывало, что кусал до крови.

– Я думала, это возрастной кризис. Но он слишком затянулся и был крайне тяжелым, – говорит Кристина, получавшая щедрую долю укусов в попытках удержать ребенка в момент истерики.

Главное слово, которое ассоциировалось у нее с Мэтью, – «чересчур». Года в два с половиной он увлекся голубым цветом. Все вокруг должно было быть голубым: от его белья и одежды до чашек и тарелок. Если что-то было не голубое, у него начиналась истерика «эпического размаха», продолжавшаяся час, а то и больше.

Он не мог вместе с детьми бегать по газону, на котором работали оросители, потому что – по его словам – брызги причиняли ему боль. Не выносил флуоресцентного света, громких звуков, сильных запахов. Чтобы почистить ему зубы, расчесать волосы или подстричь ногти, требовалось участие обоих родителей.

Врач поставила ему диагноз «сенсорное расстройство». Вместе с родителями она старалась приучать Мэтью к сенсорным ощущениям в забавной игровой манере: ему предлагали попрыгать в бассейне с шариками, покачаться на качелях, поиграть с пеной для бритья, используя ее вместо краски, попускать мыльные пузыри или пошуметь.

Но Кристине казалось, что с ее сыном что-то более серьезное. Она чувствовала это нутром, но все-таки полагалась на мнение экспертов.

Потом отвела Мэтью к психологу и даже обрадовалась, когда у ребенка прямо в кабинете началась истерика. Мать думала, что так психологу будет проще поставить диагноз. Но он сказал, что такое поведение нормально для двухлетнего малыша. Кристине очень хотелось в это поверить, но врач ее не убедил.

– Слишком многое выбивалось из обычной картины, – вспоминает она.

Прошел еще год, прежде чем у Мэтью, наконец, обнаружили расстройство аутистического спектра. Все встало на свои места и для Кристины, и для отца ребенка Джона. Осваиваясь с диагнозом сына, они пытались продолжать жить нормальной жизнью, хотя с трудом могли вспомнить, какой она у них была.

На Рождество к ним приехали родственники. Очень быстро Мэтью сорвался: Кристина даже не помнит, что именно его расстроило, но ей было ужасно стыдно за его крики и плач, попытки кусаться и бодаться головой. Ей не хотелось, чтобы такое случалось вообще, не говоря уже о том, чтобы он закатывал истерики в Рождество на глазах у родни. Кристина утащила ребенка в ближайшую комнату – ванную – в надежде, что там он успокоится. Ну или, по крайней мере, гости немного придут в себя.