Мелисса Дэйли - Рождество в кошачьем кафе

– Я написала письмо адвокату и изложила в нем свою просьбу. Но сначала я бы хотела показать это письмо вам, – сказала она мягко.

Дэвид взял листок и принялся внимательно читать. Я пыталась хотя бы примерно понять по его виду, о чем же говорилось в письме, но лицо его оставалось непроницаемым.

– Это не совсем то, чего я ожидал, – сказал он наконец, слегка нахмурившись.

– Я как следует все обдумала, Дэвид. Марджери хотела, чтобы о Молли хорошо заботились, и я считаю, что благодаря такому решению это как раз станет возможным.

Дэвид хмыкнул и потер переносицу большим и указательным пальцами. Впервые в жизни я посмотрела на него как на союзника. Я хотела, чтобы он отказал Дебби, сказал, что не может быть и речи, о том, чтобы он стал присматривать за мной, что никто из нас не будет счастлив при этом. Но он только глубоко задумался.

– Ну что ж… я думаю, это справедливо, – сказал он наконец.

– Хорошо, тогда завтра же я первым делом отнесу это письмо на почту, – ответила Дебби и наконец улыбнулась.

Она проводила Дэвида до дверей. На пороге он обернулся и взглянул на нее.

– Моя мать очень любила вас и Молли, – сказал он, смущенно опустив глаза. – Я благодарен вам за то, что вы находили время навещать ее. Это очень много значило для нее.

Дебби ошеломленно замерла на мгновение, а потом обняла его, потеряв всякое самообладание.

– О Дэвид, как хорошо! – воскликнула она.

Дэвиду было явно неловко, но он терпеливо вынес это и даже поднял руку и похлопал Дэбби по спине.

Потом он коротко кивнул на прощанье и ушел. Дебби закрыла за ним дверь, смахнула челку с глаз и шумно вздохнула с облегчением.

Пока она устало поднималась по лестнице, я подумала, с испугом глядя ей вслед: с чем же это, интересно, только что согласился Дэвид?

Тем же вечером на прогулке я пересказала Джасперу весь разговор Дебби с Дэвидом. Луна мелькала в просветах облаков, Джаспер бежал по грязной мостовой рядом со мной, навострив одно ухо и внимательно слушая мой рассказ.

– Так Дебби сказала что-нибудь конкретное о твоем переселении? – спросил он, когда я закончила.

– Нет, ничего определенного, – признала я. – Но она сказала, что у нас маловато места для всех и что Марджери не одобрила бы таких условий для меня. Что же еще это могло значить?

Мы остановились под большим вязом на площади, чтобы полюбоваться на то, как украсили город к празднику. Гирлянды разноцветных лампочек протянулись между фонарными столбами, а на площади перед городской ратушей сияла огнями великолепная елка. После небольшой паузы Джаспер искоса взглянул на меня и сказал:

– Хорошо, но если Дебби считает, что здесь не хватает места для всех кошек, может, она собирается переселить Мин?

– Вряд ли, – ответила я уныло. – Если бы Дебби хотела переселить Мин, с чего бы она решила сначала рассказать об этом Дэвиду. Мин не имеет никакого отношения к наследству Марджери.

– Хм, – задумался Джаспер.

«Похоже, он считает, что я слишком драматизирую ситуацию», – подумала я, и меня еще сильнее охватило отчаяние. Невозмутимость была одним из тех качеств, которые так нравились мне в Джаспере, – она всегда поддерживала и успокаивала меня в трудные минуты, – но временами эта его непробиваемость приводила меня в бешенство. Он никогда не был домашним котом и никогда не испытывал такой сильной привязанности к хозяину, какую чувствовала я к Марджери, а теперь – к Дебби. Как мог Джаспер, этот независимый уличный кот, понять, каково это – потерять дом и хозяина и как ужасно думать, что это может случиться вновь.

Я поднялась и в отчаянии побрела прочь, не в силах больше выносить его попыток успокоить меня с помощью логических доводов.

Взрыв смеха донесся из паба неподалеку, и я инстинктивно шарахнулась в сторону, поскользнувшись на неприметном участке льда. Обогнув площадь, я бросилась бежать, словно спасаясь не только от скептицизма Джаспера, но и от того, что я снова оказалась одна перед лицом угрозы, с которой столкнулась наша семья. Я бежала назад, к переулку, почти не обращая внимания на машины, мчавшиеся мимо меня.

Когда я, толкнув дверцу, вошла в кафе, Мин крепко спала на кошачьем дереве, но Эбби и Белла подняли головы. Наверху Дебби и Софи уже легли спать, и в квартире было тихо. В гостиной Эдди крепко спал в коробке из-под обуви, и хвост его свешивался через край. Я запрыгнула на диван и некоторое время смотрела, как ровно дышит во сне Эдди, успокаивая себя тем, что пусть я не знаю, что будет дальше со мной, но, по крайней мере, моим котятам ничего не грозит. Потом ко мне все же пришел сон, а вместе с ним и чувство облегчения – мои тревоги отступили, и все заволокло мягкой тьмой.

На следующее утро, когда мы с котятами завтракали на кухне, я услышала, как Дебби говорила по телефону:

– Привет, Линда, это я. Как у тебя дела?

Я спешно проглотила все, что было у меня во рту, и отошла от миски, предоставив Эдди и Мейзи наброситься на оставшиеся несколько галет.

В гостиной Дебби стояла у окна, прижимая к уху трубку телефона.

– Послушай, Линда, я думаю, нам надо поговорить. Если ты свободна сегодня вечером, почему бы тебе не зайти на обед? – Она нервно наматывала шнур телефона на палец.

Я представила себе, как Линда выслушивает это приглашение: поджав губы, все еще страдая от унижения, испытанного ею во время последней ссоры. Однако после короткого молчания из трубки донесся тихий далекий неразборчивый щебет, по-видимому означавший согласие.

Внутри у меня что-то екнуло. Я понимала, что Дебби намерена рассказать Линде о своем разговоре с Дэвидом, и никак не могла дождаться вечера, чтобы узнать, что же именно она задумала.

Чтобы чем-то заполнить день до прихода Линды, я спустилась вниз и решила пройтись по переулку. До Рождества оставалась всего неделя, и на мостовой вокруг меня было полно народу. Все спешили к своим машинам с охапками свертков и пакетов. Не успела я добежать до конца переулка, как вдруг пошел град, и ледяные шарики застучали с такой силой, что от них не спасала даже моя пушистая шерстка.

Я поспешила обратно и поскорее юркнула в кафе. Котята в зале скакали и резвились сильнее обычного, чувствуя царившую вокруг праздничную атмосферу. Они носились друг за другом, вызывая радостные возгласы и улыбки посетителей.

Но я так переволновалась, что мне было не до веселья, и, опустив голову, я тихонько пробралась к лестнице. Наконец, в гостиной, где было тихо и спокойно, я устроилась на диване и там в полудреме провела остаток дня. Время тянулось томительно долго, и, неспешно умываясь, я смотрела, как медленно угасает день за окном.