Фасо Буркина - Мотель Бейтсов

— Она источает любовь. Она хочет ею делиться. Но взамен просит дать частичку своей любви. Тебе не жалко?

— Маме? Жалко любви? НИ ГРАММА не жалко. Бери, мамочка, хоть мою жизнь. Я только от одного твоего спасительного снадобья, обязана жизнью.

Я начала лить слёзы и целовать лицо этой теплоты. А Паша, начал мазать её тело мёдом, больше уделяя внимания грудям. Я тоже набрала мёд, начала ласкать им мягкие груди, вскормившие моего любимого мужчину. Он начал ласкать промежность Зины.

— Вера, дай я поцелую твою писечку. — шёпот сказанного так возбудил меня, что я почувствовала — если сейчас не подставлю промежность над лицом мамы, то просто изолью драгоценность на пол.

Залезла в жар парилки, присела над лицом мамочки. Её язычок лакая влагу, ласкал мои накаченные, не меньшим чем в парилке, жаром, лепестки и клитор. Мне опять захотелось пить, убрав руку Паши с писи мамочки, наклонилась туда, к влагалищу, и начала лизать. Мне стало всё равно, что рядом анус. Я уже освободилась от червя.

Павел ласкал мои, просящие этого, перси. Другой ладонью он также ласкал перси мамочки. Я прислушивалась к действиям Зины, повторяла за ней. Она оказалась более трепетной чем я. Оргазм сковал её тело, она оставила мою писю в покое, а я отдалась Пашеньке.

Он таранил меня во влагалище. Поршень нагнетал воздух, который с шумом покидал мою дырочку. Мама встала рядом со мной в аналогичную позу.

— Паша! В меня сейчас нельзя. Я хочу поделиться с мамой.

— Я благодарна тебе, любимая доченька, что ты понимаешь меня. — сказала мамочка, повернув ко мне лицо и поцеловав в губы.

Паша докончил акт в маму, которой оказывается не хватало буквально трёх фрикций родным пенисом.

Мы сидели в доме за столом. Я уплетала вкусняшки, приготовленные руками моей любимой мамочки. Мои близкие ласково смотрели на меня.

— Я предполагаю, что втроём мы быстрее наладим этот бизнес. — толстый намёк, что я не хочу расставаться с ставшими мне родными людьми.

— Да, а через два-три года можно будет переводить меня в статус бабушки. Павел, ты хочешь стать отцом девочек, которых родит Вера?

— Кстати, ты обещала рассказать о том, почему дедушка жил в другом доме.

— Будем считать, что это утвердительный ответ на мой вопрос. Дело в том, мои любимые, что в этом месте рождались только девочки. Какая-то природная аномалия. Естественно все мужчины здесь были примаками. А после войны сюда вернулись только папа и ещё один ветеран. Во всех домах женщины, всем охота продолжения рода. Чужих мужчин не дозовёшься. Да и мало их осталось после войны. Порядили женщины меж собой делить папу. Та женщина, с которой он венчался по староверскому обычаю, жила в том доме, где и умер папа. А здесь жила моя мама, тогда самая молодая девушка, оставшаяся без родителей. Вот из-за такого обычая мы, дети Безмужнего Гнезда, как на самом деле называется хутор, называли папой деда Макара. Сильный мужчина он был. Брюхатил здешних женщин раз за разом. Меня вот в семьдесят пятом году состругал.

— Мамочка, а где же остальные женщины? — спросила я.

— Раньше писали письма друг другу, созванивались. Интернет чуть сблизил нас в общении, но радости родства не прибавил. А уж о том, чтобы вернуться сюда жить, никто не выразил желания.

— Пашенька, любимый, можно я сегодняшнюю ночь проведу в постели с мамочкой? Только одну — мне хватит! — прошу я со слезами на глазах и комом в горле.

— Он уже большой, не боится спать один. А вот кто из нас сделает ему минет утром, это мы сейчас разыграем.

— Нет, мамочка, так не справедливо. Я хотя бы должна нагнать тебя. Как в количестве выпитого эякулята, так и весе. Сперма ведь очень полезный продукт!

— Согласна! Справедливость в первую очередь. Значит с утра я попью твоих соков.

Заснула я очень легко и быстро — удовлетворённая плотски, обласканная матерински.

Сон, послуживший пробуждению, был настолько фантастичен, что я несколько секунд после пробуждения, не верила наступившей реальности.

Мне снился червь, ласкающий мою писю, тем самым вымаливая впустить его обратно в кишечник. Я его отталкивала руками, ногами, но его ласки были настолько приятны, что я согласилась, предварительно наказав ему не вмешиваться в мою жизнь своими желаниями, я сказала ему, что буду сосать член и лизать влагалище. Буду свободна выбирать еду.

Червь в неистовстве благодарности, облизал мои гениталии и полез в анус. Было неожиданно приятно, когда его голова стала твёрдой, способной проникнуть через напряжение сфинктера. И вот он частично во мне. Я прошу его поёрзать туда-сюда. Ответив: «Да, госпожа!», червь совершил несколько движений. Я почувствовала, что его тело утолщилось в диаметре, сильно расширив мой анус. В предчувствии эйфории, я вскрикнула: «Я люблю тебя!».

Мамин голос разбудил меня:

— И я тебя люблю, доченька.

Мама лежала сзади меня, а в моей попе находился… ЧЕРВЬ! Потом только я осознала, что это искусственный член, прикреплённый к тазу мамочки, которым она трахала меня.

Имитатор покинул мою разгорячённую попку. Сразу почувствовался недостаток.

— Доченька моя, я хочу того же.

Вот оказывается, чего мне недостаёт — маминого оргазма. Она, освобождённая от одежды, раскрывает промежность. Я ложусь на тёплую мягкость, целую в губы. Долго. Ещё дольше. Я наслаждаюсь теплом женщины. Сосок. Вчера я его не испробовала. Единственная ассоциация — кормление младенца, меня не удовлетворяет, мне нужны другие. Да вот же она — простая ласка соска для удовольствия мамы. Это ведь эрогенная точка большинства женщин. Мне самой нравятся несвязанные с кормлением ласки, игры с пупырчатой ареолой и съёжившимся в возбуждении соском.

У мамочки он больше по всем параметрам — диаметру, высоте. Но как сосок приятен на вкус! Жировые выделения из него хоть и не раздражают язычковые колбочки, но внушают смак.

Моя трепетная мамочка, просит продолжения. Я оставляю шажки слюней на животике моей любимой, на её внутренних сторонах бёдер. И вот он. Источник всего живого на земле. Он, пульсируя, выдавливает капли влаги. Я слизываю некоторые из них, но этим не уменьшаю их количество. Как изголодавшаяся кошечка, я часто лакаю из миски возрождения. Мало мне влаги? Оргазмирующая плоть мамочки выстреливает в мой рот струйку. Она попадает мне в подбородок, в нос, я быстро-быстро слизываю жидкость.

Моя мамочка затихает. Истома, охватившая нас, погружает в лёгкий сон, являющийся лишь границей с явью.

— Мамочка. Любимая моя мамочка! Родная моя мамочка! Настоящая моя. Явная! — шепчу я в пограничном состоянии.

— Верочка, я здесь. Я твоя мамочка! Доченька, любимая, не плачь. — пробуждает меня окончательно.