Фасо Буркина - Мотель Бейтсов

— Спасибо, что ты есть! — это уже не любовный поцелуй. Это цена за жизнь.

— И я тебя благодарю, родненькая. Давай ещё поспим?

— А что там с моим любимым членом? Не разорвало ли его давлением?

— Пошалим?

— Ага! — шепчу я, вновь возбудившись.

Мы пробираемся к кровати, где спит наш любимый мужчина. Видимо замёрз — свернулся калачиком, из-под одеяла торчит лишь нос. Мы, обе разгорячённые играми, ложимся по разные стороны, выпрямившегося тела. Озорник — спит без трусов. Ясное дело — для моего облегчения. Мы с мамочкой улыбаемся его прозорливости. Скрываемся под одеялом. Шепчемся.

— Мам, он у него большой?

— Попадались мне и побольше. И меньшего размера пенисы доводили меня до оргазма.

— Главное не размер?

— Да, доченька. Не размер. Главное, как ты к относишься к партнёру.

— Когда впервые дотронулась до него, он ожёг меня…. Надо бы ему мошонку побрить.

— Да, щекочут нос.

— А я не поэтому сказала — моча скапливается, начинает вонять. Нет, я уже не брезгую, просто неприятно.

— Ты внюхайся в другое. В мужской пот. Пот промежности.

Я принюхалась. Да. Кислый запах есть. Что же он мне напоминает? Что-то знакомое, но вспомнить не могу. Облизываю складку между бедром и мошонкой. Кисло-солёный вкус.

— Никак не вспомню что напоминает запах.

— Чтобы его вспомнить, ты должна обратиться к своим предкам по женской линии. Это истинный запах самца.

От этих слов я поняла — если сейчас не оденусь влагалищем на член — умру. Мама придерживает мой порыв.

— Пошли со мной. — тянет на нашу кровать.

Там опять прикрепляет фаллоимитатор к своему тазу и насилует меня.

От моих стонов просыпается мой любимый, залезает к нам на постель, подставляет мне пенис. Мне безразлично сколько его проникло в моё горло. Ибо это уже тело без души. Она отлетела, смытая волной эйфории. Наблюдает со стороны как тело подмахивает попкой, насаживается горлом на пенис. Душа прислушивается к шёпоту душ мамы и Павла. Они твердят о своей любви ко мне. Оргазм моей души совпадает с оргазмом моего тела и эйфорией Пашеньки.

Я лежу в ногах мамы и Павла. Он орально освобождает мамочку от напряжения, возникшего при удовлетворении моего тела. Я подползаю к её лицу, целую в губы. Мы с мамой засыпаем.

Нас будит крепкий аромат кофе. Он налит в чашки и стоит у кровати на табурете. Наш голопопый мужчина, скрывая пенис фартуком что-то жарит. Картошка!

— Эх, мы! Две хозяйки. Дрыхнем, а наш мужчина уже приготовил завтрак. — я соскакиваю, бегу к двери, надеваю шубку, сапоги Павла и несусь в нужник.

Моча с шелестом покидает меня. Только я освобождаю туалет, его занимает мама. Я подталкиваю подол шубки под колени, приседаю. Для меня это тоже впервые. Одно дело смотреть откуда и как вытекает из тебя жидкость. И совсем другое посмотреть со стороны как это делают другие женщины. Догадливая моя не прогоняет, не прикрывается.

— Я тоже смотрела как писяют мои бабушка и мама. Завораживающе. Да?

— Ага-а-а-а. Вроде неоткуда возникает струя. Если бы я не знала, что там дырочка, я бы посчитала тебя волшебницей.

— Да-а-а, это не как у мужчин. У них струя как бы продолжение пениса. Всё, иди. Я покакаю. Это не так эротично.

Дома нас ждёт Пашенька. Он уже оделся в домашний костюм — спортивные штаны и футболка. Мне же надо сначала омыть тело от пота совокупления. Я захожу в душкабину, моюсь. Мамочка спрашивает разрешения на совместное омовение. У меня этого тоже не было, поэтому с радостью сторонюсь.

— Мне так охота тебя помыть, доченька, но боюсь, что опять окажемся на постели, а постояльцы начали просыпаться.

— Поступило предложение составить расписание нашего дня. Начало в шесть часов. Побудка — секс. Отход ко сну в одиннадцать, колыбельная — секс. — с улыбкой до ушей говорю я мамочке.

— Большинством голосов предложение депутата Веры — принято.

Я едва сдерживаю себя. Эти алые губки говорят то, что я желаю слышать, это тело излучает то тепло, которым я хочу согреваться.

Когда мы появляемся у стола, то видим его накрытым. Павел куда-то пошёл.

— Мам, это в последний раз. Не хватало чтобы мой муж вставал раньше меня и готовил завтрак. Нам надо посоветоваться и распределить обязанности.

— Да, доченька, это в последний раз. Но не будем укорять свою совесть. Мы ведь истосковались друг по другу.

— Я задам последний вопрос, касающийся секса. Когда ты поняла, что тебе нравятся ласки женщины?

— Тут требуется уточнить вопрос — КАК я поняла. Когда, это не важно. На одной вечеринке…, умоляю… не считай меня распущенной — просто я люблю секс. Я находилась там со своим новым кавалером. Компания мне совершенно незнакомая. Всё весело, мне и моему партнёру хорошо. В освещённости интима, я вижу парочку. Он серая личность… не в смысле простак или идиот, а обычная тень — неброская личность. Зато она! Шикарная дама. В ней чувствуется власть королевы. И это она целует личность, это она ласкает мужчину. И вот я захотела, чтобы дама так же целовала меня, ласкала моё тело. Я попросила своего спутника увезти личность. Присела на диван рядам с дамой. Посмотрела в её глаза, ими выразила своё желание. Доченька, я до сих пор с содроганием вспоминаю свой экстаз, пришедший ко мне всего лишь от того, как она убрала прядь волос с моего лба. Вот так…

Мамочка на моём примере показала, как сделала та дама — ото лба, провела пальцами по виску, завела его за ушные раковины и нежно провела до мочки.

— Мы с Александрой сбежали с той вечеринки. Её квартирка была вся в различных ширмочках, шкафчиках, в которых находились её наряды. Мы ласкались всю ночь. Александра сказала, что ей тоже нравятся лесбийские игры. В то время как раз начали открываться интим-салоны. Она купила два фаллоимитатора. Один практически такой как мой. А другой с головками по обоим концам. Сантиметров сорок длинной. Так в пылу страсти, мы загнали его в свои влагалища до упора нашими промежностями друг в друга.

— Мамочка, тебе, наверное, было больно?

— Больно, доченька. Ужасно больно. Но я ещё несколько раз напрашивалась на такое. Всё! Настало рабочее время.

Сегодня мои девушки поехали в Р-во за вещами Веры. Рассчитали, что за сутки должны обернуться. Выполнив все домашние и мотельные работы, я взялся читать письма с фронта. Большинство состояли из нескольких строк-отчётов. «Жив-здоров. Чего и вам желаю. Люблю! Жду привета…».

Я раздумывал о таких письмах. Что чувствовал писавший его воин? Вернее, чтобы Я САМ чувствовал, сочиняя письмо. Вот допустим мама и Вера тут, в Гнезде, а я на передовой. Да, первое о том, что я жив. О здоровье я возможно привру, если ранен. Мне ведь неохота пугать любимых. Если при этом затишье в битве, то напишу побольше. О том, как скучаю, о снах в которых они ласкают меня.