Катарина Бовино - Умник и Хулиган. Закрыться в аудитории

– Не знаю, – пробормотал я. – С кем он встречался?

Ксю ожидаемо пожала плечами.

– Может, с кем общается?

– Со всеми, наверное. Зачем тебе?

Ответить было сложно. Если рассудить здраво, то никакая информация про Шестакова мне не была нужна. Более того, я бы предпочел и вовсе забыть о том, что он существует. Но ничего не получалось. Помните тот вечер, когда я, пытаясь справиться с панической атакой, заперся в кладовке, а Марк ввалился ко мне? В итоге мне стало совсем плохо, я вытолкал его обратно в коридор, а потом сбежал на улицу.

Сначала я думал, что он мне как-то отомстит за это. Не то чтобы я готовился к тому, что меня будут бить. Но мокнут пару раз головой в снег – вполне возможно. Однако в субботу мы с Марком больше не столкнулись, и я слегка расслабился. Но ненадолго. В воскресенье меня посетила новая паническая мысль: что если он решит всем сказать, что я гей?

Ситуация вышла бы ужасной со всех сторон. Во-первых, я не был геем. То есть, я никогда так не думал о себе. Мне не нравились парни. У меня стояло на девушек. И то, что у меня не было никаких отношений, еще ничего не значило. В конце концов, много у кого нет отношений. Особенно у тех, кто занят учебой и ходит в библиотеку, а не в спортзал. В голове мелькнула предательская мысль, что даже для ботаника до двадцати не обзавестись никаким опытом – это странненько. Эту мысль я решил гнать прочь. К тому же быть странным – это еще не значит быть геем. Мало ли какие у меня проблемы. Во-вторых, был я геем или нет, это определенно был не тот вопрос, который имело смысл выяснять в городе, где я жил. Тут нужно быть гетеросексуальным, чего бы мне это ни стоило.

Но у меня на него встало.

Не на него, конечно. Просто я был в этом кошмарном состоянии. Слишком взбудоражен, слишком напуган. Не мог справиться со своими эмоциями. К Шестакову это все не имело никакого отношения. Но когда он завалился ко мне в кладовку, прижался такой теплый и наглый, что-то пошло не так, и мой организм выдал вот такую реакцию. Которая. Ничего. Не значила.

К вечеру воскресения я накрутил себя настолько, что долго не мог уснуть. Я пытался понять, что делать дальше. Вот, положим, Шестаков скажет, что я домогался до него в кладовке. Я не домогался, но сказать-то можно что угодно, верно? Я скажу, что он врет. Его слово против моего. И кому поверят? У Шестакова, как он сказал, была бывшая. А у меня не было. То есть, ему свой интерес к женскому полу будет подтвердить куда проще, чем мне. Правда, у меня была Ксюша, и многие считали, что мы встречаемся. Но Ксю, ясное дело, будет все отрицать. Около трех ночи я сдался и написал ей сообщение.

Я: Ксю, прости если разбудил. Скажи, если бы тебе пришлось притворяться моей девушкой, то ты бы согласилась?

Ксю: Ты, что, пьян? У нас завтра контрольная на первой паре.

Я: Да нет же. Так согласилась бы?

Ксю: Нет.

Вот и вся поддержка. Вот и лучшая подруга. В общем, на Ксюшу рассчитывать не приходилось. Дальше меня бы начали гнобить. Это неизбежно. Может быть, кто-то другой просто послал бы всех куда подальше и продолжил бы учиться, но я так не мог. Из института бы пришлось уйти. И чтобы я сказал маман? Вот так буквально из-за лжи Шестакова была бы разрушена вся моя жизнь.

Я так и не смог избавиться от этих мыслей в голове. Все думал и представлял, просчитывал разные варианты и все они были жуть. В итоге я еле-еле уснул около пяти утра, а в семь уже пришлось вставать.

После такой ночи садиться на первые ряды не хотелось, так что я поднялся на самый верх. Потоки у нас в универе были достаточно большие, поэтому садиться на последний ряд было нормальной практикой. Все равно в итоге все места будут заняты. Только я уселся, немного расслабился и привел свои мысли в порядок, как прямо рядом со мной плюхнулся Шестаков. Мое сердце чуть не выскочило из груди. Это что же, мои ночные кошмары превращаются в реальность? Выяснить, что этому чудовищу нужно, мне так и не удалось. В итоге я сбежал, а Марк с видом победителя продолжил занимать галерку.

– Сав, о чем задумался? – спросила Ксю.

– Какой салат выбрать… – пробормотал я.

К плюсам Ксю относилось то, что она была настолько в своем мире, что ничего подозрительного в моем поведение не заметила.

***

В универе я обычно не ел, потому что мне было жалко денег, которых и так никогда не было. Разве что кофе или энергетик мог выпить, когда совсем не было сил держаться. Но вот Гришин мне показался достаточно домашним, чтобы ошиваться во время большого перерыва в университетской столовке. Он, вообще, черт бы его побрал, был полной моей противоположностью. А все знают, что противоположности притягиваются.

Гришин учился отлично, я же как попало. У меня были на это свои причины, но об этом позже. Он был весь такой аккуратный… Чистые брюки, выглаженные рубашки в клетку. Едва ли он, конечно, сам их гладил, но не суть. Вечно протирал свои очки специальной тряпочкой. У меня зрение тоже было не ахти, но уж какое было. Пока в людей я не врезался, так что нормально все шло. Но самое главное, по нему сразу было видно, что никаких проблем, серьезнее, чем экзамены, он в жизни не встречал. Но все-таки я зачем-то поперся в больший перерыв в столовку и принялся его высматривать. Ага. Вот и темная макушка торчит в очереди. Конечно, со своей этой… Имя подруги Саввы я вспомнить не смог. Внутри неприятно царапнуло. Про них вроде бы ходили сплетни, что они то ли встречались, то ли встречаются, то ли собираются. Я присмотрелся внимательней. Да нет, чушь какая-то. Они стояли рядом не как люди, у которых что-то есть. Вот мы в кладовке – это да. А тут фигня какая-то.

Я почти собрался пробраться в обитель майонезных салатов и бутеров с позавчерашним хлебом, но вдруг мой телефон зазвонил. Я достал мобильный из кармана и бросил короткий взгляд на экран. Звонила маман. Я поморщился и сбросил вызов. Не хотел я сейчас с ней разговаривать. Звонок тут же повторился. Потом пришло сообщение, чтобы я срочно перезвонил. И снова звонок. Я тихо выругался, а потом отошел к колоннам, чтобы снять трубку.

– Я в универе, – буркнул я.

– Приходи домой.

– Мам, я…

– Приходи. Он вернулся пьяный.

– Слушай, он всегда возвращается пьяный и…

– Я тебя очень прошу, – попросила меня маман, а затем, уже не дав мне ответить, сбросила вызов.

Это была полная задница. Я на секунду прислонился головой к стене. Подумал, что, может быть, хрен бы с ними? Пусть сами разбираются. Пусть хоть поубивают друг друга, мне же лучше. Но минутная слабость прошла. Я отлип от стены. Конечно, я не мог бросить свою маман наедине с Николаем. Пусть она была сама во всем виновата, но… она была моей родительницей.

Забив на пары, – и на слежку за Саввой, что почему-то казалось сейчас особенно досадным, – я забрал куртку в гардеробе и вывалился на улицу. Было холодно, скользко и снежно. Солнце светило так, будто был июль, а не январь. Я на ходу застегнул молнию и натянул шапку чуть ли не на глаза. Меня кто-то окликнул, но я это проигнорировал. Неважно, чего от меня хотели, сейчас у меня не было на это времени.