Катарина Бовино - Умник и Хулиган. Закрыться в аудитории

На то, чтобы доехать от универа до дома маман уходило около получаса, если не торопиться. Я толком и не знал, хочу я оказаться дома раньше или позже, так что уложился минут в двадцать пять, то перемещаясь бегом, то огибая там, где можно было бы срезать через гаражи.

Маман я нашел на скамейки у подъезда.

– Привет. – Я подошел к ней и сел рядом. – Ты что здесь делаешь?

– Сижу.

– М.

Хотелось курить. Но несмотря на то, что моя маман курила и сама, из-за моей дурной привычки она меня вечно отчитывала.

– Он нашел топор, – сказала маман. – Принялся бегать за мной.

Я вздохнул. Если бы Николай был нормальным человеком, то можно было бы спросить, в чем причина. Но для таких, как он, причины не нужны.

– Я сбежала вниз.

– Мам, ты не думала о том, чтобы выставить его вон?

– Он прописан тут.

– Разменяй.

– Ничего ты не понимаешь, Марк.

Я действительно не понимал. Понять мою маман было сложно. Она нашла самого сумасшедшего мужика на весь город, вышла за него замуж и прописала в квартире. Я пытался выставить его вон, затем забивал и месяцами жил у деда, потом снова оказывался втянут в эти разборки. Правда была вот в чем. Если кто-то не хочет менять свою жизнь, то тут хоть тресни. Ничего не поменяется. Иногда я думал, что найду крутую работу, заработаю достаточно денег и увезу маман в другой город. Проблемы было две. Во-первых, меня выставили с очередной работы перед праздниками. А во-вторых, мне упорно казалось, что даже если бы я увез маман из города, то одной ночью она бы просто сбежала обратно.

– Может, он уже уснул? – спросил я.

– Давай еще посидим полчасика? Потом проверим.

– Угу.

– Я тебя от чего-то важного отвлекла?

– Нет. Не знаю.

Забавно, но при всех минусах моей матери, было и то, за что я ее любил. Сильно. Например, я мог все ей рассказать. Про Савву Гришина. Она бы поняла.

– Мне кажется, мне кое-кто понравился, – сказал я.

– Пригласи ее на ужин.

Я фыркнул, представляя глаза Саввы, когда он увидит срач в квартире и пьяного Николая.

– Может, как-нибудь, – неопределенно отозвался я. – Пошли домой все же. Замерзнешь.

Мне нужно было убедиться, что все безопасно. А потом выкурить сигарету. Желательно парочку.

***

– Дай списать, – подкатил я к Князеву с неприличным предложением.

– Месяц же был, чтобы все сделать, Шест, – отозвался он.

Мы курили в специально отведенном закутке на улице. В здание универа тоже сохранилось две курилки, но вонь там стояла какая-то запредельная. По-моему, их некоторые нерадивые путали с туалетом.

Погода сегодня была хуже, чем вчера. Холод, снег и ветер. Солнца не было. Не то чтобы я прямо фанат, когда свет бьет в глаза, но все-таки было чутка уютнее. А сейчас весь город напоминал кадры из фильма про безнадегу и нищету.

– Ну, я не сделал, – пожал я плечами. – Так дашь?

– Нет, – хмыкнул он. – У тебя какой вариант?

Я замялся. На секунду стало стыдно, что я даже это не посмотрел. Но потом я вспомнил, как прошел мой вчерашний день и затолкал свой стыд куда подальше. Затем я залез в рюкзак и покопался в записях.

– Шестой, – вздохнул я. – Их, что, дохрена, да?

– Двенадцать на поток.

– Черт. И у кого шестой?

– Мне-то откуда знать, Марк? – поднял бровь Князев. – У меня первый.

Я выругался. Все это было полной задницей. Вчера до ночи я сидел с маман и любовался спящим Коляном. В итоге около одиннадцати тот проснулся, но вел себя нормально. О том, что он творил дичь, Николай, естественно, не помнил. Он, вообще, порой походил на нормального мужика. То есть, мог обмануть людей при большом желании. Оставаться у них на ночь настроения не было. Когда страх за маман отпустил, я снова начал на нее злиться. Она портила свою жизнь. Она портила мою жизнь. Отстой. В итоге ближе к полуночи я дошел до деда. Он уже спал. Про матушку и Николая я рассказывал ему редко. Когда твоя дочь творит подобное, то лучше особо не знать деталей. Ну, и здоровье у него было слабое.

На плите я нашел суп. Дед варил его в огромных штуках, которые другие, как мне кажется, использовали для того, чтобы греть воду, когда ее отключают. Так или иначе я навернул борща, зашел в душ, а затем отрубился. Про учебу особо не думал, хотя почему-то в голове всплыл образ Саввы в столовке. Такого раньше со мной не было, чтобы я думал о ком-то перед сном.

Чудо, что у меня сохранились будильники на утро. Про что я совершенно не вспомнил, так это про контрольную. Теперь расплачивался.

Сдавать работу нужно было в конце первой пары, так что утро я провел примерно так: какой у тебя вариант? Не мой? Жаль. А у кого мой? Ты без понятия. Ясно. Эй, а у тебя? О, наконец-то шестой! Как ты не сделал? Вот черт. А у кого еще? У Крыловой, но она сдала заранее? Отлично просто.

К Савве я подошел в последнюю очередь. Нет, так-то я хотел заиметь какой-нибудь повод пообщаться с ним, но едва ли мне хотелось, чтобы это была не сделанная контрольная. Он же был ботаником. Вдруг ему есть дело до того, решаю я примеры или нет вовремя?

– Эй! – окликнул я его, когда до начала занятий уже оставалось совсем мало времени.

– Я не “эй”, – тут же надулся он. – Меня зовут Савва.

– Да помню я, – отмахнулся я и завис.

Я же хотел быть милым, а не хамить. Почему все сразу пошло не так?

– У тебя какой варик? – со вздохом спросил я.

– Первый.

Я даже материться вслух не стал. Безнадега. Но тут мне пришла в голову гениальная мысль.

– А ты можешь мне решить шестой?

– Что? – возмутился он. – Ты обалдел, Шестков? Не собираюсь я тебе ничего решать.

– Ну как же… – поднял я бровь. – Может, мне всем рассказать про кладовку?

Я не знаю, зачем ляпнул это. Очень грязная игра. И то, каким возмущенным тут же стал взгляд Саввы, сказало мне, что как шутку он это не воспринял.

– Я с шантажистами дел не имею, – отрезал он.

Универ вздрогнул от громкого и мерзкого звонка, который сообщал о начале пар.

– Пожалуйста?! – крикнул я ему в спину. – Сав, послушай мне буквально конец, если…

– А мне-то что? – фыркнул он, а затем быстро проскользнул в аудиторию и уселся на первый ряд.

Я прикусил губу, зажмурился даже на секунду, а затем плюхнулся рядом.

– Пожалуйста, – повторил я, раскладывая свои вещи рядом с его.

У меня одна общая потрепанная тетрадь и ручка с обгрызенным наконечником. У Саввы отдельная тетрадь для каждого предмета, ручки и текстовыделители, а почерк каллиграфический.

– Потом проси что хочешь, – выдохнул я практически ему на ухо.

– Ты шантажируешь и клеишься разом?! – спросил он громким шепотом.

Но вышло так, что именно в этот момент преподаватель попросил тишины, и голос Саввы прозвучал отчетливо и на всю аудиторию. Мне стало смешно. А вот Савве, кажется, не очень.

***

В аудитории повисла мертвая тишина. Что же. Вот в чем был секрет. Если хотите добиться идеальной тишины на занятие – зовите Савву Гришина, то есть, меня. Я сморожу такую чушь, что никто и слова вымолвить не сможет. Я бросал на Шестакова взгляды, которые молили о спасение, и беспомощно хватал ртом воздух.