Александр Кира - Санузел

В недавнем прошлом ситуация изменилась и таковой во многом остается по сей день. Предельное выражение она нашла в протестантском изречении, исполненном своеобразного благочестия: «Чистота — вторая после божественности». Телесная грязь, нечистоты объявляются злом, но, хотя путь к спасению теперь лежит через чистоту, чистотой не следует наслаждаться: она есть долг. Таким образом, перед нами либо лучший из возможных миров, либо худший, либо оба — это зависит от точки зрения.

Из подобных рассуждений с неизбежностью выводили, что «простой народ плохо пахнет», какого бы цвета ни была его кожа. Известно, что в основе классовой и кастовой системы лежит, среди прочего, стремление «…маргинализировать и презирать тех, кто выполняет самую необходимую и грязную работу и не имеет возможности следить за собой. Лучше всего доступ к санитарным благам там, где он меньше всего нужен; он распределяется пропорционально средствам. Таким образом, богатство и чистота — проявления праздности (и высшей добродетели), а нищета — показатель труда» {7} . В книге «Чистота и божественность» Реджинальд Рейнолдс пишет, что британцы переняли привычку регулярно мыться у индусов, и только через несколько поколений ежедневное мытье прочно вошло в обиход британского высшего класса. «До сих пор именно они заслуживали прозвище великого немытого, которым их потомки в насмешку наградили класс бедняков; заслуживали больше, чем те, для кого это прозвище было придумано, потому что de facto были и велики, и грязны».

Разумеется, такое отношение характерно не только для современного западного общества. Оно старо как само человечество, существовало еще в Древнем Китае и других странах, и везде ему сопутствовали внешние атрибуты, которые обычно демонстрируют социальный статус. Например, длинные ногти были показателем праздности и богатства со времен первых китайских императоров до появления недавнего демократического новшества — накладных ногтей, которые позволяют любой машинистке потягаться со своими изысканными подругами. Сам Шерлок Холмс раньше мог определить профессию и социальное положение человека, взглянув на руки. Только недавно «джентльмен» перестал брезговать «ручным трудом» и беспокоиться по этому поводу {8} .

Мы уравниваем чистоту с божественностью, непорочностью и добром, а грязь — с безнравственностью. Это отчетливо ощущается в языке, мы применяем эти понятия метафорически. К примеру, называя кого-нибудь чистоплотным, мы говорим не только о его внешности, но и о некотором моральном качестве. О подозреваемом в совершении преступления говорят «он чист»: это значит, он невиновен, по крайней мере на сей раз. Мы также говорим: «Вымыть бы тебе язык с мылом», а иногда даже исполняем эту угрозу, как будто буквальное, но по сути символическое действие может загладить вину, искупить грех. «Грязный старикашка» может быть вполне чистым на вид. Определение «великий немытый» сегодня относится лишь к слою общества, который полагают худшим по сравнению с остальными: худшим по разным показателям, в число которых не обязательно входит физическая чистота.

Эти символические ассоциации неминуемо ведут к символическим жестам. Оруэлл писал о ранних радикалах и социалистах, что они считали делом чести никогда не выглядеть чистыми или чисто одетыми; наказание трудом они превращали в вызов. В последние годы бунтующая молодежь часто одевалась в рваное тряпье и не следила за чистоплотностью: это очень эффективное, буквальное и в то же время символическое оскорбление истеблишмента и его ценностей. Многие люди старшего поколения говорят, что эти ребята (и их идеи) «были бы не так и плохи, если б не их грязь». Есть и молодые люди, которые стремятся вернуться к природе, прийти к натуральному образу жизни; они, судя по всему, считают чистоту и личную гигиену «неестественными» как еще одно изобретение цивилизации, которого надо сторониться.

Интересно, что символическое отрицание чистоты, хоть и не в таких масштабах, давно известно и бывает свойственно и вполне респектабельным людям. Вероятно, самый яркий пример — вполне очевидное поведение мужчин на рыбалке или охоте: никто не моется и не бреется, пока не приходит пора вернуться к цивилизации, которая налагает свои обязательства. Можно даже заподозрить, что сама рыбалка или охота — наименьшее из удовольствий. Бритье и мытье — это обязанности, которыми здесь можно пренебречь: почти так же маленький мальчик, сопротивляясь родительскому давлению, отказывается принимать ванну. Таким образом, отказ от гигиены — это удобный, безопасный и весьма наглядный способ не подчиняться власти общества, пусть и недолго.

Говоря об ответственности, общественных ожиданиях и социальном давлении, мы подходим к очень важному вопросу: в какой степени мы соблюдаем личную гигиену потому, что нам это нравится или представляется необходимым, а в какой — обманываем общество, создавая приличную видимость чистоты с помощью косметического ухода и одежды. Можно сказать, что сегодня забота о внешности и теле в западном мире — это в основном ритуальное действие для демонстрации сексуальной привлекательности, поскольку ухоженное тело выставляют напоказ (а не заботятся всерьез о телесном здоровье).

Представление о косметической чистоте не сводится лишь к уходу за телом: оно распространяется на многие другие области. Частенько в пользу цветных поверхностей говорят, что грязь на них не так бросается в глаза, как на белых. Занятно, что так же мы оцениваем домашнюю обстановку: «Очень красиво, но будет заметен каждый след и каждый отпечаток пальца». Если изучить рынок кухонных ковровых покрытий, можно заметить, что они пестрые и многоцветные — чтобы не было видно брызг и пятен. И чем больше мы углубляемся в проблему поддержания чистоты, тем яснее становится, что в первую очередь нас заботит внешний вид, а не действительная чистота. Грязь существует только в глазах смотрящего.

Другой пример: мы чаще всего моем руки, чтобы не запачкать одежду или то, к чему прикасаемся, а не затем, чтобы их очистить. После посещения туалета в каком-нибудь заведении мы моем руки (отнюдь не тщательно), чтобы избежать публичной неловкости: ведь нас научили, что так делать правильно. Недавний опрос среди посетителей большого общественного туалета показал, что только 60 % из них моют руки, и это с учетом сказанного {9} . Можно допустить, что в домашних условиях процент еще ниже и что мытье рук дома — скорее редкое исключение, чем правило. Самое поразительное свидетельство — уровень гигиены паховой области: даже самые элегантные и утонченные люди носят белье, пропитанное мочой и запачканное калом.