Владимир Арский - Записки из детского дома. Книга вторая

– Да, ничего, Володь, это ерунда! В детский дом-то еще бегаю, а он, сам знаешь, как от меня далеко. Так что… До дверей дойти – лишний раз разомнусь только, – приговаривала она, направляясь на кухню.

Я проходил к столу, садился у окна, а Нина Ивановна, поджигая газ и ставя на огонь чайник, продолжала:

– Ой, а в молодости, помню, такие ноги были. На лыжах как бегала! С ребятами зимой то и дело…

Через несколько минут сумбурных воспоминаний, когда чай был уже в чашках, она опомнилась и решила уточнить:

– Так, Володь, если я начинаю повторяться, ты сразу говори, а то ведь сколько всего было и кому что рассказывала, уже и не упомню. Давай, скажи, на чем мы там остановились с тобой в прошлый раз?

– Мы подошли к самому главному, – в предвкушении сообщил я. – Как вы впервые пошли работать в интернат.

– Ах, ну да, – ненадолго задумалась она, что-то припоминая, а потом продолжила. – Ну, так вот. Шла я в интернат с такими мыслями, что вот бедные, несчастные там детки, сиротки, да как мне их жалко, что постараюсь очень хорошо к ним относиться, доброжелательно. Шла я в первую очередь к детям-сиротам. Именно к сиротам. Это позже я узнала, что они на самом деле не совсем сироты, а брошенные, при живых родителях. И вроде понятно, но осознать это у меня не сразу получилось. А как получилось? Сейчас расскажу…

***

В конце августа семидесятого года Нина, улыбаясь, в своем лучшем, нарядном платье, в красивых туфлях впервые вошла в трехэтажное здание детского дома.

На входе пожилая вахтерша, не отрываясь от огромной развернутой газеты, буркнула что-то похожее на приветствие и рукой указала в сторону директорского кабинета. До него нужно было пройти несколько мрачных коридоров с деревянными скрипящими полами и обшарпанной краской на стенах.

Одна за другой вдоль стен тянулись узенькие дверки, закрытые на навесные замочки. За вторым коридором следовал просторный зал, в котором, как выяснила потом Нина, проходили линейки и собрания. В этом зале по краям стояли низенькие длинные лавочки. Был здесь и один большой шкаф с огромным амбарным замком.

Плутая по лабиринту из невзрачных стен, девушка вскоре нашла дверь с табличкой «Директор». Кабинет был просторный, разделенный на две половины книжным шкафом, перед которым располагался огромный стол, заваленный книгами и тетрадями. По стенам развешаны полочки, местами уставленные книгами, а местами – небольшими моделями кораблей.

Нину Ивановну встретил Геннадий Петрович Постников – высокий худощавый мужчина лет сорока, с рыжеватыми усами. Говорил он быстро и по-военному бодро, с явным задором, отчего создавалось впечатление – этот человек никогда не унывает.

После недолгих приветствий и знакомства мужчина буквально выскочил из стола, хлопнул в ладоши и сказал:

– Так, значит, вы у нас молодая учительница. Любите детей, значит. Хотите у нас работать.

– Все верно, – кивнула головой девушка.

– Это хорошо. Очень хорошо! Людей у нас как раз не хватает. Так… Тогда так! Идемте-ка, я для вас экскурсию проведу по интернату, пока здесь никого нет, все дети в лагере.

Теперь Нина возвращалась обратно по тем же лабиринтам, но на этот раз еле-еле поспевая за быстрым шагом Постникова, который сыпал разъясняющими комментариями:

– Вот эти комнатки, мы их называем «хозяйками», там хранится всякая всячина. Инвентарь всякий, обувь, кто и одежду там хранит. У каждой группы есть одна такая «хозяйка» и ключ от замочка.

– А вот это что за шкаф с замком? – спросила Нина Ивановна, оказавшись снова в просторном зале.

– Это наш телевизор! – гордо заявил Постников. – Ключ от замка есть только у меня. Только когда я открою, включу, тогда и можно его смотреть. А вообще есть еще кинозал, по субботам дети собираются группами и смотрят фильмы. Там все по-настоящему: экран большой, шторы на окнах. Позже покажу. Так, проходите сюда, – открыл он дверь и пропустил Нину Иванову.

Дверь вела на лестницу, по ней они, почему-то минуя второй, сразу поднялись на третий этаж. Постников снова открыл дверь и жестом пригласил Нину Ивановну пройти. Это была детская палата.

– Ну, а вот здесь ребятки живут наши, это комната мальчиков. Есть еще для девочек, это в другом крыле, их там поменьше. В общем, всего их тридцать восемь человечков.

На вид – казарма. Деревянный некрашеный пол, стены больничного, серого цвета. Нина насчитала двенадцать железных коек с одной стороны и с другой двенадцать, на них – серые одеяла и застиранное постельное белье.

– А почему здесь ни одной тумбочки, ни одного шифоньера? Где же у детей вещи хранятся? – растерянно спросила Нина Ивановна.

– Вещи хранятся отдельно, в кастелянной, у каждого ребенка там своя полка. Ну, и в «хозяйках», я же говорил, вы их уже видели.

– Получается, всего двадцать четыре мальчика здесь и четырнадцать девочек в другом крыле? – подытожила Нина.

– Как понять «всего»? – удивился директор. – Это только первая группа. Думаю, как раз ваша она и будет. Потому сразу сюда и привел.

– Но постойте, я думала к вам учителем устроиться.

– Да-да, будете учителем, – засуетился Постников. – Но чуть позже. Учителя у нас есть, а вот воспитателей не хватает. Побудете пока на группе, а как в школе место освободится, переведем вас. А сейчас как раз с начала учебного года дадим вам группу первоклашек. Прелесть! – подытожил он.

Деваться было некуда. Растерянная Нина подошла к окну, которое выходило во двор интерната. Вдали виднелась река. Во дворе было небольшое футбольное поле с воротами из деревянных перекладин, без сетки. Пара убогих складов или гаражей, больше похожих на сараи. И какая-то непонятная для Нины конструкция, отдаленно похожая на мачту корабля, с флагом наверху.

– А что это за штуковина? – спросила она.

– А! Это моя причуда… – снова с нескрываемой гордостью ответил Постников, глядя в окно. – Мачта. Я бывший моряк. А мы находимся на берегу реки. Как же без этого? Сам лично веду кружок для мальчишек, вяжем узлы морские, рассказываю им про морское дело!

– Интересно, – улыбнулась Нина.

Отвернувшись от окна, она только успела сделать один шаг на выход, как тут же раздался треск ткани.

– Ой! – испуганно воскликнула девушка, заметив, что задела рукавом о торчащий из кровати железный прут.

– Эх, вы бы поаккуратнее, – почесывая затылок, заметил директор. – Я бы советовал вам не наряжаться так уж слишком. Работа, сами увидите, бытовая. Обувь поудобнее, чтобы бегать из крыла девочек в крыло мальчиков. Вещи поневзрачнее, а то где измажетесь, где заденете. Дети вон какие: все шарики с коек поскручивали, одни углы торчат. Замучался чинить.

***

В свой первый рабочий день, по совету Постникова, в серое кирпичное здание интерната вошла в сером и невзрачном платье, в удобной обуви без каблуков и без улыбки на лице молодая воспитательница Нина Ивановна Морозова.