Ноэл Кауард - Обнаженная со скрипкой

Джейкоб. Хорошо. Спасибо, Себастьян. Очень вам благодарен.

Себастьян (вешая зонтик на руку Джейкоба). Не за что, месье Фридлэнд. Спокойной ночи. Позвольте, я…

Джейкоб (уходя). Спокойной ночи. (Себастьян закрывает дверь).

Из библиотеки слышен голос негра, продолжающего петь псалом. Себастьян быстро возвращается, подходит к телефону.

Себастьян (в трубку). Clichy 56–57? Allo. Ici Sebastian. Oui, très bien. Joe est là? Bon, j’attends [29] Клиши 56–57? Алло. Это Себастьян. Да, очень хорошо. Джо у вас? Хорошо, жду. . (Короткая пауза). Джо? Это Джо? Загляни ко мне! Прекрасно! У нас тут маленькая неприятность, мне нужна твоя помощь. Нет, ножей и револьверов не надо, тут дело тонкое. Обстоятельства могут так обернуться, что ты получишь изрядный куш. О’кэй. (Вешает трубку).

Негр продолжает петь тот же псалом. Себастьян тушит свет, снимает пиджак и направляется в библиотеку, засучивая на ходу рукава.

Около 11 часов следующего утра.

В глубине сцены, против зрительного зала, на мольберте — громадная картина. Перед ней стоит Клинтон Преминджер — младший, лицо его выражает восторг. Тут же фоторепортер с аппаратом и лампами для вспышек магния. Себастьян в небрежной позе сидит на валике дивана и курит папиросу.

Клинтон. Это величайший момент в моей жизни.

Себастьян. Очень рад.

Клинтон (давая указания фоторепортеру). Еще с этой стороны, Джордж, — как бы в перспективе.

Джордж. О’кэй. (Снимает при вспышке магния).

Себастьян (смотрит на часы). Ваше время истекло. Они вот-вот должны прийти.

Клинтон. Еще раз, пожалуйста, один только раз.

Себастьян. Ладно, но побыстрее.

Клинтон. Я хочу и вас запечатлеть на этом снимке: вы стоите у картины и с восхищением смотрите.

Себастьян. Нет уж, знаете…

Клинтон. Ну, пожалуйста, будьте другом. Журнал «Лайф» просто ухватится за такой снимок.

Себастьян. Если бы я был в этом уверен, то, так уж и быть, сделал бы вам одолжение.

Клинтон. «Верный камердинер великого человека, ослепленный слезами, в последний раз глядит на посмертный шедевр».

Себастьян. Верный камердинер великого человека, ослепленный вспышками магния, выглядит чертовски глупо.

Клинтон. Пожалуйста, один только раз; штрих из личной жизни так много значит!

Себастьян. Для кого?

Клинтон. Для всей Америки.

Себастьян. В таком случае, я не смею отказываться. (Тушит папиросу). Где вы хотите, чтобы я встал? (Поднимается).

Клинтон (показывая). Где-нибудь здесь. (Себастьян подходит к картине). Так вам подойдет, Джордж?

Джордж (лаконично). Мне все равно.

Себастьян. Разве вам не интересно фотографировать современные картины?

Джордж. Нет, сэр. Такие, как эта, не интересно.

Клинтон. Что бы вы сказали, увидев эту картину в первый раз?

Джордж. Я сказал бы: «Ну и в беду же попала эта дамочка!»

Клинтон. Пред вами великий шедевр.

Джордж. О’кэй, о’кэй, это великий шедевр. Не спорю. Давайте снимать.

Себастьян. За эту картину ваши же соотечественники предложили 80 тысяч долларов.

Джордж. Не думайте, что я хвастаю, но у нас в Америке тоже дураков немало. Голову чуть-чуть налево… О’кэй… (Снимает при вспышке магния). Готово.

Себастьян. У меня рот был открыт.

Джордж. У меня тоже. (Клинтону). Всё?

Клинтон. Да, всё — теперь быстро проявляйте!

Джордж. Тянуть мне некогда. (Уходит).

Себастьян. Ну и характер!

Клинтон (подавлен). Я не выношу этого, просто не выношу!

Себастьян. Чего?

Клинтон (пересекает сцену и садится в кресло). Этого проклятого филистерства, этой тупой враждебности невежд ко всему новаторскому в искусстве. Меня это совершенно подавляет. Подумайте только, чем человечество обязано Сородэну. И вот приходит такое ничтожество и начинает глумиться. Чудовищно!

Себастьян. Ну, не будем унывать! Авангард всегда принимает первые удары. Вы должны закалить себя против пинков и стрел толпы.

Клинтон. Он фотографировал эту картину, смотрел на нее со всех сторон, но ни одной минуты по-настоящему не видел ее. Он даже не заметил мастерства художника.

Себастьян. Неужели вы собираетесь пронести через всю жизнь веру в то, что люди способны замечать мастерство?

Клинтон. Знаю, знаю — я, видимо, слишком чувствителен. В конце концов такова вся история искусства. Вы думаете когда-нибудь о Вагнере?

Себастьян. Постоянно!

Входят Изобэл, Джейн, Памела и Колин.

Изобэл. Доброе утро, Себастьян.

Себастьян. Доброе утро, мадам. (Здороваются за руку).

Изобэл. Где мистер Фридлэнд? Он просил нас прийти сюда.

Себастьян. Я жду его с минуты на минуту, мадам.

Изобэл. Надеюсь, он не опоздает. Мы улетаем в час.

Клинтон (подходит к Изобэл и пожимает ей руку). Доброе утро, миссис Сородэн. Я должен принести вам свои извинения.

Изобэл (вежливо). В самом деле? За что?

Клинтон. За то, что приставал к вам.

Изобэл (пораженная). Приставали ко мне?

Клинтон. Ну да, врывался к вам и надоедал, когда у вас такое горе.

Изобэл. О! Такое горе! (Смеется).

Клинтон. Но теперь я видел ее, фотографировал, и все обстоит как нельзя лучше. (Хлопает Колина по плечу). Так больше я вас беспокоить не буду. До свидания — и большое спасибо. (Быстро уходит).

Изобэл. Знаете, я не поняла ни слова из того, что наговорил этот молодой человек. (Видит картину). О боже!

Колин (смотрит в изумлении на картину). Что за чертовщина! Посмотри, Пам.

Памела. О! (Разражается хохотом).

Джейн (разглядывает картину). Не может быть! Нет, это просто невероятно! (Она тоже не в состоянии удержаться от смеха).

Колин. Это и есть та самая, которую они придут смотреть? Та, из-за которой вся шумиха поднялась?

Себастьян. Да, сэр.

Джейн. Посмотри, мама, ты обязательно должна посмотреть! (Ее одолевает смех).

Изобэл. Нет, милая… право… не надо…

Джейн. Прошу тебя! (Задыхаясь от смеха, она заставляет Изобэл взглянуть на картину).

Изобэл. Нет, нет… Я в самом деле… О! (Она тоже задыхается от смеха).

Джейн (истерично). Воды, Себастьян, быстро!