Жан Ануй - Портки

Леон. Но ты же мужчина, как и я!

Ля Фисель. Нет. Я на окладе, служу. Мои мысли о начальстве никого не касается. Начальник есть начальник, даже при социализме. Так что, если хотите оставаться начальниками, выкручивайтесь, как хотите, хоть из кожи вон. (Подносит к его рту ложку.) Желаете обмакнуть ещё хлебушка в соус? Обычно вам нравится…

Леон (с отвращением) . У тебя руки грязные, как чёрт знает что такое!

Ля Фисель (с достоинством) . Я в этом доме паркетом заведую, м'сье! Такова моя профессия. И руки мне мыть не обязательно. Это не моё дело!

Леон. Вот именно. Почему не прислали новенькую, чтобы меня покормить? Это же входит в её обязанности!

Ля Фисель (подмигивает) . Вы прекрасно знаете, забавник, почему! (Заговорчески ему доверяется.) Между нами, м'сье, она имеет сложение… (Осекаясь, смотрит на академика.) Если вы скажете, что я вам это сказал, я скажу, что вы мне это сказали, ясно?

Леон. Ясно.

Ля Фисель (давая ему вилку) . Всё, доедайте шпинат, пора убирать посуду. Хватит копаться!

Леон (отворачивается) . Я не лошадь, я не люблю шпинат.

Ля Фисель. Через нелюблю! Мне приказали, чтобы тарелка была чистая. Я подчиняюсь начальникам. Ну-ка, за папу… за маму…

Леон (с отвращением) . Трус! Мог бы выкинуть остатки в унитаз. Трус ты несчастный!

Ля Фисель (принуждая его есть, как младенца) . Может, и трус, но я спасус! От немцев спасся, от голлистов при освобождении Парижа ушёл, а, если окончательно выяснится, что теперь к власти пришли коммунисты, то от коммуняков и подавно… Я вам только одну правду скажу и больше ничего говорить не буду. Только мелкая сошка живёт! Мелочь всегда из грязи выползет! (Он собирается унести поднос.)

Леон (кричит) . Почему не принесли сладкого? Десерта, что… не было?

Ля Фисель. Был. Пенка шоколадная. Но вас лишили десерта.

Леон. Почему?

Ля Фисель. Не знаю. Кажется, потому, что вы не дописали статью вовремя… и сделали это намеренно.

Леон (кричит ему вслед) . Ля Фисель!

Ля Фисель. Что? Не перебарщивайте, м'сье, нас могут услышать.

Леон. Тебя жена тоже пилит?

Ля Фисель. Знаете, у мелкой сошки всё всегда проще. Во-первых, Флипот на меня орала ещё в эпоху фаллократии, когда я, как говорится, был главный… но всегда меня и уваживала. А в постели вообще, ласки там, шуты-муры, она — шёлковая. Что ж вы хотите? Мы же им годимся кое на что! (Он опять замолкает, твердеет.) Если скажете, что я вам это сказал, я скажу, что это вы мне сказали. Понятно?

Леон (покорённый) . Понятно.

Ля Фисель (опять становится примерным) . М'сье ничего не желают?

Леон. Нет, благодарю. Суд сегодня?

Ля Фисель. В пятнадцать часов. Мадам Мария Абортова [1] Жан Ануй очень часто использует для персонажей, так называемые, говорящие имена. Ля Фисель, значит — «верёвочка», фамилия Флипот — Публан, означает «белая вошь» и т. д. Для имени председательши суда он изменил фамилию Симоны дё Бовуар, гражданской жены Сартра и лидеру французского феминистского движения — Симона Бомануар. Хулиганский и очевидно памфлетный тон пьесы позволил переводчику актуализировать этот персонаж, назвав его Мария Абортова, переводя его, таким образом, в действительность российской жизни. Впрочем, постановщик волен выбирать. (Примет, пер.) , председательша Комитета Освобождённых Женщин XVI округа Парижа будет лично участвовать. Тяжёлая артиллерия, короче!

Он идёт к выходу .

Леон (с плачевным достоинством) . Ля Фисель?

Ля Фисель. Что?

Леон. Ты опять забыл привязать мне руку.

Ля Фисель (возвращаясь в ужасе и привязывая ему руку) . Вот участь хренова! Как пить дать под трибунал бы пошёл! Спасибо, м'сье, что напомнили. Я ваш должник! (Он мямлит, привязывая его.) Вы неплохой человек, но, что вы хотите, мы — массы, мы обязаны подчиняться. Так было всегда, при всех режимах. И не с завтрашнего для это обстоятельство изменится. Я всего-навсего масса!

Ля Фисель выходит. Леон остаётся один .

Леон (констатирует) . Народ не потерял своего здоровья. Но мне-то, какой от этого прок? В 1793 году они тоже, в большинстве своём, были роялистами, но это отнюдь не помешало Людовику XVI чихнуть в корзину. Загадочным в революциях является то, что никто не знает, как они начинаются. На этот раз, может, в 25-м году, когда мы позволили им волосы обрезать?

Входит Лебеллюк, крупный вальяжный мужчина, говорящий фальцетом .

Леон (в ярости кричит ему) . Ты ещё, что здесь делаешь!

Лебеллюк (бодро) . Хотел посмотреть вместе с тобой твоё дело. Я приставлен к твоей персоне обязательным бесплатным адвокатом, хороший мой. Ты забываешь, что я при суде служу… я изучал право, когда ты учился на Бульмише изящной словесности.

Леон. Вон отсюда! Я больше не хочу тебя видеть. Ты стал дерьмом!

Лебеллюк. Не будем терять драгоценное время на дискуссии. Знаешь ли, корешок, что твоё дело нехорошо?

Леон (вне себя) . Я тебе не корешок! Хочешь, заделаю по мордасам?

Лебеллюк. Задача нелёгкая, у тебя руки привязаны.

Леон (рычит) . Убирайся немедленно вон, подлец!

Лебеллюк (спокойно присаживается, разворачивает полотенце, в котором завёрнуто дело) . Какой ты легкомысленный! Я тебе понадоблюсь. (Продолжает писклявым голосом.) Я знаю, что ты на меня в обиде потому, что я принял операцию. Во-первых, между нами говоря, терять мне было нечего… И затем, хороший мой, нужно определиться! Особенно, когда есть амбиции. В XVI веке, кастрация, например, была обычным явлением. Не счесть скопцов из Сикстинской капеллы, ставших кардиналами!

Леон (ворчит) . Я тебе этого никогда не прощу!

Лебеллюк (запросто) . Чего ты кипятишься, тестикулы-то были мои, а не общие! Чтобы правильно жить, необходимо принять новое общество.

Леон (рычит) . Никогда!

Лебеллюк. Неисправимый пассеист! Ты никогда не освободишься от прошлого! Своими вправо-влево шатаниями и бесплодными обещаниями самец-гегемон попался на удочку традиционно обездоленной женщине, которая взялась избавиться от его вечного гнёта. Число женщин, как ты знаешь, превышает мужское население. Таким образом, в результате всеобщих выборов, мы оказались в меньшинстве, и, более того, в матриархате. Последние пять-шесть тысяч лет такого в наших краях не случалось. Так что, хоть что-нибудь новенькое! Дамы мгновенно заняли все ключевые точки. Но, так как после тысячелетий рабства им не хватало компетенции, а гомосексуалисты толпятся, главным образом, в артистических областях, они призвали волонтёров. Я был одним из первых, кто проголосовал за Петэна, принял немецкую оккупацию, один из первых я последовал за Шарлем дё Голлем… Быть в первых рядах стало у меня традицией, так что на операцию я тоже пошёл добровольно. Что поделаешь, хороший мой, за женщиной будущее! К тому же, при совершенстве современной анестезии, это всё равно, что зуб удалить. Зато потом… какое спокойствие! Кстати, в моей чувствительной природе, всегда присутствовало нечто женское, теперь я чувствую, как это нечто цветёт!