Пять в яблочко

— Ты чего, Петрухин, в потолок плюешь?

— Я, братец, чистоту соблюдаю, видишь, плакат висит: «не плюй на пол!»

— Великанов, в баню собирайся!..

— Мне, товарищ старшина, вредно в баню ходить, я завсегда после бани в весе теряю…

— Как так теряешь?

— Да вот прошлый раз до бани весил я ровно 4 пуда, а как в бане с меня всю грязь соскребли, — так я 3 пуда 5 фунтов весить стал… Можно сказать полчеловека от меня осталося!..

— Чиркин, почему вы плюете на пол? Вчера только плевательницы поставили!

— Боюсь я, товарищ лекпом, новенькую плевательницу запачкать!

— Курочкин отчего у вас ноги всегда грязные?

— От портянок, товарищ командир.

— А портянки — отчего?

— Должно быть, от ног, товарищ командир!

— Ну, брат Пупыркин, я теперь все предрассудки изничтожил, ни в какое суеверие не верю! Примерно, говорят: ежели подкову найти, то это, значит, к счастью.

— А вот намедни на кухню нашу комхозсод заглянул, а кашевар зачерпнул щей на пробу, да и вытащи вместя со щами подкову. Что ж, брат очень неантиресное счастье кашевару вышло: на губе трое суток отсидеть!

— Товарищ дохтур, живот чего-то болит…

— Где, вот тут?

— Туточка.

— И тут?

— И туточка.

Лекпом морщит нос, гладит больного по животу и авторитетно заявляет:

— Плохо питаетесь. Необходимо усилить питание. Вы красноармеец?

— Нет.

— Начсостав?

— Нет.

— Да кто же вы?

— Полковой повар.

— Ефрюха, нет ли покурить?

— Погоди, сейчас хлеб принесут, может быть, недокуренный попадется…

— Семка, а нам мясную порцию здорово увеличили…

— Из чего ты взял?

— Да мне в супе целый бычок попался!

— У нашего кашевара в башке винтика не хватает…

— Постой! Я его в супе нашел!

— Сидоров, в каких местах нашего союза встречается песчаная почва?

— А-а, знаю. В бачке с кашей из кухни нашей!

— Третьего дня я нашел в хлебе мочалку, вчера таракана, а сегодня — пучок волос. Это безобразие.

— Ничего подобного, это разнообразие!

Как приехали мы в лагерь, там, между прочим, я встретил друга своего и земляка Храмова Ваню, который есть в настоящее время красный кавалерист, и их эскадрон вместе с нашим полком в одном лагере стоял. И тут позавидовал я ему. Очень мне понравилось, что ходят они при шашке и в шпорах. Из-за этого у нас даже могли конфликты произойти по поводу женского пола. Стояли мы в горах, недалеко села расположены и живут в них люди некоторой иной национальности. Женщины там очень красивые, но языка они нашего не понимают, только и можно прельстить их видом своим геройским и шпорами, а чтобы разговорами умными и мыслями разными прельстить, то это дело совсем безнадежное…

Ну, и решили мы в первый же праздник смычку с мирным населением закрепить. Собрались мы пять человек все с одной палатки и наметили себе ближайшее селение.

Побежал к кавалеристам, нашел там Ваню и говорю ему:

— Друг, выручи. Идем на смычку, и потому очень мне необходимо шпоры надеть и саблю твою.

— Возьми, — говорит, — пожалуй, и штаны надень.

Пришли мы в село и встретили нас очень приветливо.

И попали мы очень удачно. У них был какой-то свой большой праздник, и все население было в сборе. Мы, конечно, подошли поближе к женской части и встали вместе с другими прочими.

Стал я всматриваться понемногу, и одна до того поразила мое сердце, что я даже мыслить об ней стал очень дерзко. Глаза у ней черные и жгучие, глянет, как штыком пронзит.

Ребята какого-то старика разыскали, который говорит порусски, и от него все объяснения получили. Оказывается, собрались все затем, чтобы наблюдать джигитовку. В джигитовка есть бешеная езда на лошадях с разными фокусами, от которых неизвестно почему головы на плечах целы остаются. И мы стали наблюдать. Вот выехали человек десять на конях, в черкесская, при кинжалах, и головы шарфами повязаны. Лошади, как дьяволы, бьются, ржут и брыкаются, даже смотреть опасно.

Ездоки, — нет чтобы ехать добром и держаться за что возможно, начали разные фортели выбрасывать. Выхватит кинжал, кинет его через голову переднему и на полном скаку поднимет его с земли. А то встанет на седло ногами и прыгает на нем, и нет ему ни страху, ни ужасу.

У меня даже волосы шевелиться стали, я и позабыл про любимую свою девушку.

И вдруг подходят к нам люди ихние и что-то просят у нас.

Привели старика того, что порусски знает, и он объяснил нам, что они просят нас показать, как мы джигитуем.

Ребята засмеялись несознательно и говорят:

— Нет, мы по пехотной части больше, а вон у нас кавалерист есть, он может вам все доказать, — и на меня показывают. Я так и ахнул, а они окружили меня и давай трепать, по плечу хлопают, шашку мою трогают и зубы кажут от радости, неизвестно какой.

Джигит, говорят, и губами причмокивают.

Признаться, я малость растерялся спервоначалу, и зубы у меня что-то постукивать стали, словно озябши я, но глянул в сторону и увидел с одной стороны, глаза ее пронзительные и жгучие, а с другой — услыхал насмешку товарищей моих, и будто чорт оседлал меня. Закричал голосом отчаянным:

— Давай любую лошадь, всем докажу!

И фуражку свою сбил набок показацки. Ударил сапогом, и звон шпор моих музыкой проиграл для меня. Глянул на всех орлом этаким и сам себе удивляюсь. Будто, вырос я, на голову выше. Вижу ребята не перестают смеяться.

— Что, кричу им, — зубы скалите? И шашкой взмахнул над головой своей буйной. И моментально подвели ко мне лошадь. В глазах тут у меня зарябило. Вижу, тот бешеный жеребец стоит предо мной, роет копытом землю и обдает грязной пылью парадное мое обмундирование.

— Подальше, — говорю поводырям, — куда прете с лошадью на живого человека?! — И засаднило вдруг мое сердце, заныло. Но выдержал я осанку, оглянулся кругом и снова встретился взглядом с этой прекрасной девушкой. И показалось мне, что улыбнулась она и головой слегка кивнула, как бы подбадривая меня.

Прыгнул мигом в седло и лег поперек его животом. Кругом засмеялись все, а конь на дыбы взвился, и едва его удержали в руках два человека.

Тут я почувствовал, что жизнь моя должна на этом месте разбиться вдребезги. Взвился мой конь, рванул ветром буйным, а я обнял его за шею, прижался к нему с смертельной тоской. И понес меня конь к моей верной гибели.