Вадим Михайлин - Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Купил мужик попугая. Оказался ебливый. Канарейку трахнул, кошку трахнул, все шапки перетрахал, начал уже на мужика как-то заинтересованно поглядывать. Ну, мужик поймал его и в морозилку сунул, чтобы охолонул. Налил себе стопочку, пельмешек отварил, пошел телевизор смотреть. И заснул. Просыпается под утро, думает — бля-яя…. Птичке-то кирдык. Бежит на кухню, открывает холодильник, а там попугай весь в поту, хохол набок, перья мокрые. Мужик: «Ты как?» (Исполнитель тяжело дышит и смотрит на воображаемого хозяина глазами передовика, отпахавшего три смены): «Ты чо, мужик, меня за экстремала, что ли, держишь? Пока я этой твоей курице ноги раздвинул…» Границы между разными социальными пространствами и поведенческими нормами анекдотический попугай разрушает даже тогда, когда сам этого не хочет, — просто потому, что сам их не замечает: Решил мужик дочке на день рождения купить птичку. Приходит в зоомагазин, а там один попугай. «А что, больше ничего не осталось?» — «Все распродали». — «А почему этого никто не взял?» — «Да он раньше на блат-хате гужевался». — «И что, матерится?» — «Да вроде нет…» — «Ладно, беру». Приносит домой, поставил клетку на стол, тряпку сверху кинул, пошел на кухню. Потом жена с работы приходит. Потом дочка с сольфеджио. Смотрит — клетка на столе. Подбегает, тряпку — дерг! А попугай (исполнитель радостно вытаращивает глаза): «Гля, девчонки новые!» Вбегает с кухни жена. Попугай: «И мамку сменили!» Выходит мужик. Попугай (исполнитель удовлетворенно кивает): «Ну хоть клиенты прежние. Здоров, Серега!»

Иногда социальная граница в анекдотах про попугаев проблематизируется «от противного». Вот сугубо интеллигентский анекдот:

Мужик идет по улице, ищет подарок жене на годовщину свадьбы. Думает — принесу кулончик или цепочку — так в прошлом году бижутерию дарил. Подарю духи — так, во-первых, хер достанешь приличных, а во-вторых, в позапрошлом году дарил. Тут видит — зоомагазин и в витрине попугай сидит. Такой красный с зеленым, шикарный, глаз не оторвать. Во, думает. И нестандартно, и яркое пятно в интерьере. Заходит: «А почем у вас вон тот попугай в витрине?» — «Сто рублей». (Исполнитель изображает сомнение): «Чо-т дороговато…» — «Ну он же не просто красавец. Он итальянский знает. И читает пять стихотворений Джакомо Леопарди». — «А вон тот, синий с желтым, почем?» — «Двести». — «Это за что?» — «Ну во-первых, он знает итальянский, английский, французский, немецкий, испанский и иврит. А во-вторых, читает наизусть всего Данте, Гете, Шекспира и Поля Валери». (Исполнитель изображает, что шарит глазами по сторонам.) Мужик думает: нет, блядь, юбилей юбилеем, и птички шикарные, но где столько денег взять при зарплате в сто сорок. Тут смотрит, у дальней стенки сидит попугай такой — серенький, невзрачный, глазки сонные, хвост драный. «Скажите, а вон тот, у стенки, что, сильно дешевле?» (Исполнитель хитро улыбается и машет указательным пальцем): «Э-э-э, нееет… Этот как раз самый дорогой. Пятьсот рублей». — «Это что же он знать такое должен? Что, все языки на свете?» — «Да нет, не знает».

— «Что, всю мировую поэзию наизусть?» — «Да нет, он вообще разговаривать не умеет, только жрет да срет». — «А за что?» (Исполнитель быстро оглядывается по сторонам и полушепотом произносит): «Понимаете, когда эти двое между собой беседуют, они того называют исключительно шефом». Вообще складывается ощущение, что попугай стал одним из популярнейших персонажей позднесоветского зооморфного анекдота потому, что предлагал зрителю проекцию архетипической интеллигентской позиции — саркастического созерцателя, который не склонен к прямому действию, но легко выдает нестандартные комментарии к происходящему и прекрасно понимает не только то, что он самый умный участник ситуации, но и то, что интеллект и острый язык его до добра не доведут.

Просыпается мужик 1 января часа в три дня. Башка — как пивной котел. Ну, встает, занавески отдернул, с клетки с попугаем платок снял. Пошел на кухню, вынул из холодильника бутылку водки, налил себе стакан, огурчиком захрумкал — отпустило. Пошел обратно. Занавески задернул, платок на клетку, то-ооолько лег, из-под платка голос (исполнитель переходит на предельно саркастическую интонацию): «Охуеть, день прошел!»

Идет по Птичьему рынку номенклатурная жена, подходит к клеткам с попугаями, указывает на одного пальцем: «А он у вас разговаривает?» Попугай: «Нет, блядь, он позагорать сюда пришел…» Дама в шоке, продавец (исполнитель суетливо взмахивает руками): «Не волнуйтесь гражданочка, сейчас мы его научим хорошим манерам…» Бежит в бендешку, снимает с плиты чайник, наливает в тазик кипятку и макает попугая. «Понял?» — «Понял». Покупательница: «Ну, что теперь скажешь?» (Исполнитель встает в позу халдея из «Метрополя»): «Скажу, что искренне рад вас видеть и мечтаю о том, чтобы продлить наше с нами знакомство!» — «Ну, уже лучше. А если я тебя куплю, а потом как-нибудь приду домой с посторонним мужчиной, что скажешь?» — «Скажу: здравствуйте, дорогая хозяйка! Рад познакомиться, дорогой товарищ!»

— «А если с двумя мужчинами?» — «Скажу: какой прекрасный вечер нас ожидает! Хотите, я спою вам голосом Магомаева?» — «А если с тремя?» (Исполнитель оборачивается к воображаемому продавцу и резко меняет тон на устало-обреченный): «Леха, кипяти воду. Она и правда блядь…»

Иногда образ дополняется политическими коннотациями:

Жил у мужика попугай. Ну, мужик его баловал, вкусненьким кормил — а тот оборзел постепенно, болтает всякую херню. В конце концов при гостях хозяина на хуй послал. Тот его в охапку — и в курятник. Куры на него посмотрели — импозантный мужчина, с хайром, в зеленом блейзере — начали жопами вертеть, поближе подсаживаться. Попугай терпел-терпел, потом как рявкнет (исполнитель делает оскорбленное лицо): «Пошли прочь! Вы тут за проституцию, а я — политический!»

Эта же социальная и культурная позиция, ассоциируемая в поздней анекдотической традиции с попугаем, зачастую делает его героем еврейских анекдотов:

Приходит еврей в КГБ и спрашивает: «К вам тут попугайчик такой белый не залетал?» — «Нет». — «Ну, если вдруг залетит, имейте в виду, что я его политических взглядов не разделяю».

Начали выпускать евреев из СССР. Подходит в аэропорту к стойке старый еврей с попугаем на плече. Пограничник ему: «Животных вывозить запрещено!»

— «Всяких?» — «Живых!» Попугай (исполнитель наклоняется к уху воображаемого хозяина и произносит театральным шепотом): «Сема, хоть чучелом, хоть тушкой, только увези меня отсюда!»

Началась перестройка, стали евреев выпускать из страны и впускать обратно. Съездил Шапиро в Израиль к родственникам, в последний день сходил на базар, купил домой в подарок попугаиху. Привозит, собрал всю семью, открывает клетку, а она смотрит на всех, приплясывает и орет дурным голосом: «Fuck me! Fuck me! Fuck me!» Семья в шоке, он идет к раввину. И говорит: «Ребе, что мне делать с этой птицей? Она стоила хороших денег, но и дома ее держать невозможно! Вы можете посоветовать, как ее от этого отучить?» Раввин говорит: «Шапиро, не беспокойтесь. Мне от предыдущего раввина достались два ортодоксальных попугая. С утра до вечера сидят, раскачиваются и читают молитвы. Несите свою птицу, подсадим к ним, они ее перевоспитают». Ну, Шапиро приносит попугаиху, подходят к клетке — и правда, сидят два попугая рядом, раскачиваются и, закрыв глаза, молитвы читают. Раввин открывает дверцу, засовывает попугаиху внутрь. Один попугай приоткрывает глаз (исполнитель зажмуривается, раскачивается взад-вперед, потом приоткрывает глаз, резко останавливается и толкает локтем воображаемого соседа): «Беня, кончай страдать хуйней. Наверху-таки услышали наши молитвы».