Вадим Михайлин - Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Второй анекдот, вероятнее всего, появился уже в постсоветские времена — по крайней мере, я его впервые услышал в конце 1990-х годов. Но поскольку он прекрасно вписывается в традицию, я решил им здесь не пренебрегать.

Впрочем, к сюжетам про двух коров эта серия не сводится, сохраняя только общий пафос:

Заходит в коровник доярка, пьяная в хлам. Гукается на сидушку, кое-как подставляет подойник — все, устала. Руки поднимает, а саму штормит. Корова, глядя через плечо: «Ладно, не парься, Мань. Держись за дойки, я сама попрыгаю».

Плывет по морю корова. Навстречу чайка летит: «Ты куда?» — «Да остоебло все дома. В Африку». — «Да ты чо, тебе ж тогда в другую сторону!» — «А кой хуй мне разница? Все равно не доплыву».

Последний текст находится на границе еще одного жанра — абсурдистского анекдота, который в позднесоветской традиции почему-то получил устойчивое наименование анекдота «абстрактного». Корова — наряду с крокодилом и бегемотом (что позволяет с известной долей осторожности возводить этот жанр все к тому же мультфильму В. Курчевского «Мой зеленый крокодил») является здесь вполне привычным резидентом:

Летит ворона по лесу. Смотрит, на опушке корова на березу лезет. Ворона: «Ты что, рехнулась? Куда тебя несет?» (Исполнитель делает ангелъски-беззаботное выражение лица): «Да вот, яблочек решила поесть». — «Ты что, дура? Это ж береза!» (Исполнитель поднимает на зрителя просветленный взгляд): «Да у меня с собой…»

Анекдотические бык и петух, в отличие от коровы, персонажи неизменно бодрые и сексуально озабоченные: этакая пародийная иллюстрация к комплексу мачо. Сюжеты, в которых бык или петух выступают в роли протагонистов, всегда построены на гиперсексуальности либо самого главного героя, либо его оппонента, тоже быка или петуха.

Стоят на пригорке два быка, старый и молодой. А внизу пасется стадо коров. Молодой бык подскакивает к старому и говорит (исполнитель переходит на суматошно-возбужденную скороговорку): «Слушай, а давай сейчас быстробыстро пожуем травки, быстро-быстро спустимся с холма и трахнем вон ту рыжую корову!» Старый бык не реагирует. Молодой две минуты походил вокруг, опять подскакивает: «Слушай, а давай мы все-таки сейчас быстро-быстро пожуем травки, быстро-быстро спустимся с холма и трахнем вон ту рыжую корову!» Старый — нулями. Молодой еще минуту потоптался, подходит в третий раз: «Ну слушай, ну может быть мы все-таки сейчас быстро-быстро пожуем травки, быстро-быстро спустимся с холма и трахнем вон ту рыжую корову?!» (Исполнитель медленно поднимает голову, смотрит на воображаемого визави и говорит низким тягучим голосом): «Нет. Мы этого делать не станем. Мы сейчас не торопясь поедим, потом ме-ееедленно спустимся с холма и выебем все стадо».

Живут в стаде два старых быка. Возраст уже вышел, всех коров оприходовать уже не могут, телят мало. Приходит к ним как-то зоотехник и говорит: «Привык я к вам. И резать вас не буду. Живите, сколько проживете. Но придется съездить в племсовхоз и купить нового быка, молодого. Не обижайтесь». Ну проходит три дня, подъезжает ЗИЛ, а в кузове стоит огромный рыжий бычара с кольцом в носу, видит коров, и глаза у него тут же кровью наливаются. И тут один из старых начинает фыркать и землю рыть. Второй: «Ты чо, обалдел? Нафига тебе с ним драться? Он же тебя в лепешку. Да и хозяин прав — не тянем мы». Первый (исполнитель, набычившись, раздувает ноздри, но говорит тихо, краешком рта и в сторону): «Да что ж я, самоубийца по-твоему? Мне главное, чтобы он и меня за корову не принял».

Живет у мужика старый петух — обленился, кур топчет редко. Покупает хозяин нового. Вот встречаются два петуха, молодой уже ногами топочет, гребень набок — готов старого порвать на месте. А тот подходит и вежливо так говорит: «Слушай, да не стану я с тобой драться. Ты сильнее, я понимаю. Но давай так: побежим вокруг сарая, если ты меня догонишь — все, отхожу в сторону и жду, когда меня в суп. А если не догонишь, то я разок перед смертью вон ту белую курицу трахну. Ну, напоследок, по старой памяти. Уважь старика, а?» — «Ладно, побежали». Вот бегут они вокруг сарая, заходят на третий круг, молодой уже догоняет, вдруг выскакивает хозяин с топором — хуяк, и молодому башку сносит. Распрямляется и говорит (исполнитель недоуменно пожимает плечами и разводит руки): «Что за жизнь такая пошла? Третьего петуха покупаю, и все пидоры!»

Купил мужик нового петуха — ебливого до страсти. Тот в первый же день всех кур перетрахал, потом еще по разу, потом еще. Хозяин думает: ну хоть ночью угомонится. Только стемнело, спать лег, слышит, кошка на дворе орет и крылья хлопают. Так и уснул под эти вопли. С утра просыпается, выходит наружу и видит — в луже посреди двора валяется дохлый петух, весь мокрый, обтерханный, и уже вороны вокруг собрались, примериваются. Хозяин: «Блядь, ну что за дебил. Дорвался. Чего тебе ночью-то было не передохнуть?» Тут петух открывает глаз, смотрит на хозяина и говорит (исполнитель открывает один глаз и еле слышно произносит краешком рта): «Тихо ты! Спугнешь ворон, тебя выебу, сука!» Еще один сексуально гиперактивный мужской персонаж — конечно же, кролик, хотя в анекдотах он встречается много реже, чем бык или петух.

Учит папа-кролик сына-кролика жизни: «Запомни сынок. Мы, кролики, очень уязвимые существа. Нам нечем защищаться от врагов, мы не очень быстро бегаем и даже в наших норах нас всегда может подстерегать опасность. Наше единственное спасение — мы очень быстро размножаемся. Но даже и это нужно делать быстрее быстрого, чтобы никто не успел к тебе подкрасться, пока ты отвлекаешься на секс. Вот смотри. Видишь этих четырех крольчих? А теперь считай: раз-два-три-четыре… Все! Ну давай, попробуй теперь ты — и для начала будет неплохо, если ты за это время успеешь трахнуть двух». Сын (исполнитель переходит на максимальную скорость счета): «Раз-два-три-четыре-пять… Ой, прости, пап…»

Другая условно синантропная группа персонажей — это рыбы, которые практически без исключения встречаются в анекдотах про рыбалку, причем зачастую именно на правах главных действующих лиц. В этой группе работает обычное анекдотическое правило — самый мелкий и слабый герой вольно или невольно оказывается в роли трикстера, хюбриста и провокатора: как правило, это карась или ерш. Все остальные рыбы различаются между собой только названиями, задавая необходимое в ряде случаев разнообразие в линейке персонажей, а в остальном представляют безликую общую массу.

Пришел мужик на рыбалку, наживил, забросил, сел. Достал из рюкзака чекушку, поставил. Достал газетку, положил на нее хлеб, лучок, сала нарезал — тоооненько так. Откупорил чекушку, налил в стакан. То-оолько рот приготовил (исполнитель отставляет локоть в сторону, открывает рот и застывает в позе человека, предвкушающего первый глоток спиртного) — и тут поплавок — дерг! И под воду. Мужик стакан отставляет — дерг удочку. А там карась (исполнитель отмеряет пальцем размер в половину ладони) — летит, летит, летит и — шлеп прямо в стакан. «Етить твою мать!» (Исполнитель разводит руки в стороны, потом изображает последовательность проговариваемых телодвижений). Ну, достал, обтряс, в воду выкинул, перенаживил, забросил, опять то-оолько стакан ко рту поднес — поплавок под воду. Он подсекает — голавль на полтора кило. Ну, мужик думает, уже неплохо. Уже не с пустыми руками. Не зря первого отпустил. Опять то-оолько за стакан — поплавок вниз. Он подсекает — лещ килограмма на два. Потом сазан на пять кило, еле выводил. Потом хищник пошел — судак, щука… Мужику уже не до водки, поставил сзади мешок, еле успевает с удочки рыбу снимать. Ну и вот лежат в мешке те самые лещ и сазан (исполнитель втягивает руки по швам и с ненавистью произносит): «Вот с-сука карась… Налива-ааают… Отпуска-аают!..»