Вадим Михайлин - Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Сидят на банкете рядом новый русский и интеллигент. Новый русский наваливает и жрет, наваливает и жрет, а интеллигент положил себе ложечку салата и сидит, в нем ковыряется (исполнитель изображает предельно «аристократичную» манеру обращения с ножом и вилкой). Новый русский берет очередную тарелку, отсыпает себе, разворачивается к интеллигенту: «Братан, смотри, какая колбаска! Халявная! Давай я тебе положу!» — «Нет, спасибо, не хочется». — (Исполнитель отчетливо играет на контрасте двух речевых и поведенческих манер): «А вот смотри, икорка! Будешь?» — «Нет, благодарю вас, мне всего довольно». — «А чо ты такой скучный? Этого не буду, того не буду? Халява же!» (Исполнитель с легкой нотой раздражения кладет перед собой воображаемые вилку и нож и поднимает глаза): «Вы знаете, я сам привык решать, что и когда мне есть. Я ем, когда мне хочется, а когда не хочется — не ем». (Исполнитель изображает полное детское непонимание): «Не, бля, братан, ну ты прям как животное!»

Приходит интеллигентная семья в ресторан — отметить юбилей совместной жизни. Три месяца с зарплаты откладывали, надели все самое лучшее, сынишку нарядили, пришли, сели за столик, заказали самое дешевое блюдо, бутылку минералки и три прибора. На троих разделили, родители сидят, едят по кусочку, а пацан все сожрал за минуту и вертится (исполнитель делает жалобное лицо): «Маам, пааап, я есть хочу…» — «Перестань. Веди себя прилично. Вот придем домой, я тебе гречку сварю». А напротив сидит браток в малиновом пиджаке, и перед ним весь стол завален: дичь, фрукты, мясо, черная икра, вино, коньяк. И мальчик так (исполнитель приоткрывает рот и изображает завороженный взгляд). Новый русский его замечает и говорит: «Пацан, ты чо, голодный? Ну иди сюда. Вот, ананас хочешь? А рябчика? (Исполнитель изображает гипнотическое состояние и начинает медленно приподниматься.) Мама: «Дениска, сиди спокойно!» Потом к новому русскому: «Спасибо, но мальчик сыт!» (Исполнитель изображает максимальную степень открытости и радушия): «Не ссы, мальчик!»

Впрочем, вернемся к нашим бегемотам. Любая сформировавшаяся анекдотическая серия чревата «аутодеконструкцией», обманом зрительских ожиданий за счет разрушения собственного канона. Достигается этот эффект, как правило, одним из нескольких в равной степени предсказуемых способов: анекдот чаще всего избегает многоходовых логических комбинаций, которые могут ослабить эффект «перебивающего» сюжета. Каноническая структура может трансформироваться либо путем изменения ситуативных рамок, в которых разворачивается устойчивый сюжет, либо путем смешения разных анекдотических микрожанров, либо элементарной «переменой мест», перераспределением привычных ролей между ключевыми персонажами (как, скажем, в случае с позднесоветской перестановкой «тупого» и «нормального» партнеров в анекдотической паре чукча — геолог, в результате которой сформировался самостоятельный канон). Последний вариант является наиболее частотным — не стала исключением в этом смысле и серия про бегемота, как в приведенном выше анекдоте о лягушонке, у которого «бегемот прилип к жопе».

Другой вариант деконструкции анекдотического канона, как уже и было сказано, строится на смешении жанров. Вот результат инбридинга анекдота про бегемота с «абстрактной» серией:

Сидят на берегу два бегемота и вяжут шапочки. Подходит крокодил: «Мужики, тут глубина нормальная? Из дна ничего не торчит?» Один из бегемотов: «Да все путем, не ссы, купайся». Крокодил разбегается и — бул-тыхх в воду. Через минуту всплывает кверху брюхом, весь разодранный и башка на сторону. Второй бегемот: «Ну зачем ты его обманул?» (Исполнитель разворачивается к воображаемому собеседнику и переходит на раздраженно-сварливую интонацию)’. «А зачем ты мне вчера шапочку распустил?!»

Еще один персонаж «экзотической» серии — зебра, представляющая собой локальный вариант других эротизированных героинь (коровы, лисы, тигрицы, мышки и белочки) с одним, но значимым отличием. Зебра, как и жираф, — фигура, откровенно претендующая на элитарный статус.

Заходит зебра на скотный двор. Подходит к корове (исполнитель переходит на манерную интонацию, отсылающую к кинематографическим персонажам Людмилы Гурченко и Рины Зеленой): «Скажите, а кто вы и что вы делаете в этом забавном месте?» Корова: «Я корова. Даю молоко». — «Я вас поняла. Большое спасибо». Подходит к другой: «Скажите, а вы тоже корова? И тоже даете молоко?» — «Да» — «Потрясающе! Никогда не видела ничего подобного». Идет дальше, подходит к быку: «Скажите, а вы чем здесь занимаетесь? Тоже даете…» (Исполнитель мрачно поднимает глаза и произносит с тяжелой уверенностью в голосе)’. «Нет, я никому ничего не даю. А вот ты сейчас снимешь эту полосатую пижамку, и я тебе покажу, чем я здесь занимаюсь».

Постсоветская традиция сохранила этот образ зебры, усилив его за счет новых реалий:

Стоит гаишник на дороге. Видит, мчится красный открытый «феррари», километров под двести, а за рулем зебра. Он то-олько палочку вынул, а машина уже мимо него — вжжихх! Тьфу, думает, верное бабло пропало! И вдруг визг тормозов, машина останавливается, потом задним ходом, почти на той же скорости — и прямо к гаишнику. И зебра так (исполнитель приподнимает воображаемые очки и томно произносит)’. «Скажите, любезный, а в каком секс-шопе вы приобрели эту замечательную полосатую палочку?»

Впрочем, время от времени те особенности габитуса, благодаря которым все запоминают зебру еще в раннем детстве, перестают нуждаться в эротическом оформлении. Яркая внешность объединяет ее еще с одним — тоже не слишком частотным — персонажем позднесоветского зооморфного анекдота: Заходят к фотографу пингвин и зебра. «Снимете нас на память?» Фотограф: «Вам цветную?» — «Да нет, пожалуй, черно-белая нас вполне устроит». Стильная черно-белая раскраска пингвина сама по себе провоцирует на вполне опознаваемые аудиторией параллели с конкретными человеческими костюмами и типажами — так что вопрос о возможных источниках здесь можно было бы и не ставить:

Едут два нарика на машине. Один за рулем кемарит, другой рядышком. Вдруг — шарах, на что-то наехали. И дальше едут. Через полчаса тот, который за рулем, спрашивает: «Лех, ты не в курсе? Пингвины бывают ростом в метр шестьдесят?» — «Да вроде чуть поменьше, но кто их знает». — «А платочки на голове они носят?» — «Не, вот платочков точно не носят». (Исполнитель тяжело вздыхает)’. «Ну значит, пиздец, монашку сбили…»

Заходит в бар пингвин. Берет мартини с вишенкой. Выпивает, расплачивается и на выход. Бармен ему: «А знаете, вы у нас первый пингвин за все время, пока я владею этим баром». Пингвин (исполнитель аристократически вздергивает бровь и роняет через губу)’. «Ну, судя по ценам, я же и последний».