Сборник - Анекдоты о Ходже Насреддине

Случилось так, что одна женщина родила на третьем месяце брака. Собрались, конечно, по такому случаю соседки и стали обсуждать, какое же имя дать младенцу. Наконец они решили спросить совета у ходжи. «Назовите его Скороходом», – предложил ходжа. «Мы такого имени никогда не слышали», – заметили женщины. «А какое еще имя можно дать тому, – отвечал ходжа, – кто девятимесячный путь проделал в три месяца?»

Собрались как-то раз вместе кази, купец и ходжа. Вот, чтобы не молчать, кази начал разговор: «Есть пословица: „Кто говорит много – много и ошибается“. Что, ходжа, случалось тебе ошибаться во время проповеди?» Ходжа не задумываясь ответил: «Да, один раз, когда я читал стих из Корана, вместо того, чтобы сказать: „Оба кази – в огне“, у меня с языка сорвалось: „Кази в огне“. А другой раз я еще больше ошибся. Нужно было сказать: „Истинно, лгуны находятся в аду“, а я сказал: „Истинно, купцы…“» Так ходжа устыдил обоих. «Да, – заметил кази, – тебя не подденешь, ты если захочешь – бываешь таким умным, что хитрых людей огорошишь, а захочешь – так прикидываешься глупее быка». Тогда ходжа стал между ними и сказал: «Нет, уважаемый, ты преувеличиваешь, я и не такой клеветник, но, – и тут он кивнул в сторону купца, – и не такой уж бык, а так, промеж вас нахожусь».

Как-то во время уразы ходжа был у курдов и исполнял обязанности имама. Разумеется, во время молитвы он стоял впереди всех. Однажды к нему явились дети курдского бея и стали просить его: «Ходжа, поверь, мы не хотим обижать тебя, но все-таки ты зашел слишком далеко. Не то чтобы раз, или два, или пять, а постоянно во время молитвы ты становишься впереди нашего отца. Ну, положим, нас ты ни во что не ставишь, и может быть, ты даже прав, но отец… Стоит ему только пальцем щелкнуть – и пять тысяч вооруженных с ног до головы всадников ждут его приказаний. Разве можно так грубо идти против такого храбреца? Ты не смотри, что он молчит, а ведь если он разгневается, никто не сумеет высвободить тебя из его рук». Ходжа хотел было объяснить им, что он – имам и что так требует шариат, но тут понял, что люди это малограмотные, и подумал, что лучше рассказать об этом самому бею, чтобы таким образом избавиться от нападок его сыновей.

Вечером во время ифтара [25], когда все пришли в хорошее настроение, ходжа улучил удобный момент и начал, обратившись к бею: «Эфенди! Молодые твои сыновья, оберегая твою честь, не знают требований шариата, не подлежащих порицанию…» Но только он это промолвил, как бей насупил брови. «Это что? – загремел он. – Опять вопрос об общей молитве?» Ходжа уже пожалел, что завел разговор, но был вынужден продолжать: «Да, эфенди! Но избави меня Аллах жаловаться, просто пришлось к слову». – «Ходжа, – отвечал бей, – мои сыновья – дураки. Но тебе я говорю, потому что ты мне нравишься».

Бедный ходжа, возложивший все упования на бея, уже решил дотянуть до конца рамазан и потом уехать, забрав все, что заработал. «Вы правы, – сказал он, – только всегда нужно смотреть не на начало, а на конец. Разве когда я заканчиваю молитву, я не поворачиваюсь лицом к тебе? Разве не оказываешься ты тогда передо мной и против меня? И разве не я оказываюсь самым задним, самым последним?» Бей призадумался, но вот взор его просветлел, и он, улыбнувшись, сказал: «Ходжа, ну ты же видишь, что мы – провинция, живем далеко от города, и нашему умишку трудно постичь все тонкости науки».

Однажды ходжа наловил перепелов, ощипал их, зажарил и, закрыв кастрюлю крышкой, пошел звать гостей. Тем временем какой-то шутник, взяв жареных перепелов, положил вместо них живых. Собрались приятели ходжи. Ходжа поставил кастрюлю на стол, и только поднял торжественно крышку, перепела встрепенулись и улетели. Ходжа смотрел, разинув рот, а потом произнес: «Господи, предположим, ты вернул перепелам жизнь. Ну а мое масло, соль, перец, специи, дрова, деньги и труды мои, – кто мне это вернет?»

Купил ходжа Насреддин утром три ока [26]мяса, отнес его домой, а потом пошел по своим делам. А жена позвала приятельниц и устроила им великолепное угощенье. Когда ходжа вернулся, ему она подала плов из булгура – на воде. «Если у тебя не было, положим, времени, чтобы приготовить мясное блюдо, – сказал ходжа, – неужели ты не могла бросить в булгур несколько жирных кусков для придания вкуса?» – «Хотела, да тут вышла история, – отвечала жена. – Когда я была занята мясом, выскочила откуда-то твоя любимая полосатая кошка и сожрала все мясо. Я пришла, смотрю – она облизывается». Услышав это, ходжа побежал и принес весы, затем вытащил из-под мангала кошку и взвесил ее. Вышло ровно три ока. Тогда он сказал жене: «Ах ты бесстыжая! Если это – мясо, куда же делась кошка? А если кошка – то тогда где мясо?»

Случилось так, к несчастью для ходжи, что его обманули и подсунули ему безобразную невесту. Когда утром ходжа оделся и собирался выйти на улицу, его новая жена, жеманничая, сказала: «Эфенди, кому из твоих родственников могу я показаться?» Ходжа заметил: «Главное – не показывайся мне, а там – кому хочешь».

Был у ходжи Насреддина красивый, резвый ягненок. Ходжа очень его любил, кормил его вовсю, и ягненок растолстел так, что, в конце концов, не смог двигаться. Между тем, от жадности у соседей ходжи текли слюнки, и они все приставали к нему: «Ходжа, давай зарежем этого ягненка и закатим пир!» – «Ребятушки, – отвечал им ходжа, – не трогайте его. Это – моя утеха. Не завидуйте мне! Поверьте, мне тяжело слышать ваши речи!» Соседи убедились, что ходжа добровольно не расстанется с ягненком. И вот однажды сосед, живший с ним рядом, накинулся, словно волк, на ягненка и унес его. Потом компания соседей ходжи съела ягненка, конечно, без ведома хозяина. Но ходжа все-таки узнал, кто украл ягненка и как они сожрали его, но виду не показал.

Прошло немало времени, целых два года, и удалось как-то ходже Насреддину поймать ангорскую козу, принадлежавшую тому человеку, который и украл у него ягненка. Ходжа, не долго думая, зарезал ее и съел. Сосед тот был человек очень скупой и до самой зимы всюду твердил: «Ох и жирна же была моя козочка! Уж и толста была моя козочка! Вот такого роста, а шерсть вот какая длинная!» Он так ее хвалил, что те, кто не видел той козы, думали, что это было какое-то особенное животное. Словом, они принимали речи его за чистую монету, и ходже в конце концов стало невмоготу слушать все это.