Олег Батлук - Исповедь старого молодожена [сборник litres]

Я впервые стал свидетелем того, как спящий человек изнутри сна щипает себя наяву, чтобы проснуться. Я исполнил этот трюк, едва не вырвав себе кусок кожи.

Я сел на диване, понимая, что теперь и Фрейд не поможет. Я стал вслух считать моник белучч, лишь бы только больше не засыпать.

Никогда не мстите женам, особенно спящим. Сон спящих жен охраняется «Юнеско». Замышляя месть собственным женам, мы сеем перед собой грабли.

Наши сны – деревенский артхаус. Ведь мы не гении. Это только Менделеев умел видеть во сне периодическую таблицу плюс водку, мы же, простые смертные, максимум водку.

Как-то раз мне приснился грустный французский сон о любви. Я был в нем главным действующим лицом. В том сне меня бросила девушка. Бросила резко, до разрыва совместно нажитых капилляров. Я причпокнулся к ней всеми своими присосками добровольным сиамским близнецом, как это и бывает в любви, а она всю жизнь хотела прожить однушкой. В смысле – одиночкой, но точно не двойняшкой, тем более так неказисто склеенной. Вот такой сюжет был у моего французского сна, сумбурный, весь сплошь на полутонах и намеках.

Во сне редко встречаются цельнооболочные реалистичные люди в розовой плоти. Это роскошь, доступная лишь умалишенным. В наших среднестатистических непереводимых наутро снах обычно голышом разгуливают гештальты. Это такой бытовой Босх. Гештальты ходят с полотенцами, спутанными волосами, остатками зубной пасты в уголках ртов и обязательно с кофе, вероломно налитым в нашу любимую чашку.

Одним словом, девушка, стервообразно бросившая меня во сне, выглядела смазано, как у пуантилистов. Чтобы увидеть целое, мне нужно было сделать шаг назад. А какой шаг назад, спрашивается, если я лежу. Ходить лежа – это даже по меркам сна тот еще «Цирк дю Солей».

После того, как меня бросили, во сне раздался звук разбитой чашки (дешевый символизм деревенского артхауса, мол, разбитую чашку не склеишь и т. д.) и надо мной пошел дождь, снег и метеориты. Все одновременно. А это для сна как раз нормально – одновременность разновременного, этакая кустарная вечность.

Мне было больно. Очень. Возможно, я отлежал себе что-то к утру, и реальная физическая боль сигнализировала о себе во сне. Но страдания имели место. А я уже не юный Вертер и позабыл, каково это – страдать по нимфе.

Ладно, подумал я во сне, бросила, так бросила, фиг с ней, у меня еще жена есть. Я в самом деле такое подумал. Слово в слово. Никому не пожелаю однажды оказаться внутри мужского мозга. Страшное место.

И тут что-то случилось. Кошка два раза дернула ногой, ложки нет, Морфеуса взяли за распространение психотропов – одним словом, похоже, матрицу моего сна взломали русские хакеры.

Коварная нимфа, бросившая меня под дождь и метеориты, вдруг явственно проступила из курящегося тумана, как изображение на «Полароиде», и я понял, что это моя жена.

Локомотив сознания стремительно вылетел из тоннеля на волю: я скоропостижно проснулся. Проснувшись, я резко сел в кровати, как панночка в советском фильме про Вия, точнее, встал дыбом. Но сидя. Хорошо, что никто этого не видел.

Боясь посмотреть в ту сторону, потной ладошкой я пощупал слева от себя и нащупал жену. Сокровище было на месте. Фуф. И даже аллилуйя. Никто меня не бросил, все капилляры целы, и ни одного сиамского близнеца не пострадало.

После того сна у меня не осталось никаких сомнений в том, что жена втайне от меня ходит на курсы женской телепатии имени гоголевской панночки. Такие есть, стопроцентно. Как иначе им удержать нас, вороных скакунов в мыле (или в пене? или и в том, и в другом?), без магии и запрещенных приемчиков? И на этих курсах ее, конечно, первым делом научили проникать в мужнины сны двадцать пятым кадром.

Все это чушь, конечно. Сон есть сон, просто на ночь колбасы с колбасой наелся.

Но кофе жене в постель тем утром я на всякий случай все-таки принес.

В три часа ночи в квартире над нами раздался мужской смех.

Мне стало страшно еще во сне, а проснулся я так и вовсе в холодном поту. Смех длился всего несколько секунд, но если бы это был просто смех! Так должен был бы смеяться граф Дракула на концерте Петросяна. Я услышал некий внутриутробный гогот, адские вибрации, инфернальное клокотание. Если этот человек наверху так веселится, то как же он грустит, страшно представить.

Да и над чем можно так смеяться в три часа ночи, гадал я, одолев заикание и тремор в конечностях. Жена предложила ему секс? Судя по облику соседа, последний раз он видел секс в фильме «Дикая орхидея» с Микки Рурком. А может он астроном, и этой ночью в телескопе ему попалась парочка смешных звезд?

Пока я гадал, перебирая в уме четки здравых и не очень здравых смыслов, смех над головой повторился. В нашем доме тонкие перекрытия, и казалось, будто сосед сверху лежит не сверху, а в нашей постели между мной и женой, гогоча над ухом.

– Хватить уже ржать, спи, три часа ночи! – недовольно пробурчала жена, не открывая глаз.

Что? Действительно? Она считает, я способен на такой несексуальный смех имени графа Дракулы? Поразительная супружеская слепота! Да, у меня смех как у Брэда Питта, и это как минимум!

Я уже собирался продемонстрировать жене смех Брэда Питта, но пожалел соседей снизу. А вдруг виной всему эти проклятые перекрытия, искажающие прекрасное, и граф Дракула этажом выше тоже думал, что он Брэд Питт?

Мне приснилось, что я женщина. Это был один из тех волшебных снов с открытым кодом разработчика, когда можно вмешиваться в содержание.

Изнутри сна я выбирал, какой женщиной я хочу быть. Буквально примерял тела, как в каком-то фантасмагорическом магазине, где одеваются привидения. Интуитивно я понимал, что такой сон вряд ли повторится. Правда, я не сбрасывал со счетов и версию о невероятном эксперименте для передачи «Непознанное» на канале «РЕН ТВ», в котором я участвую в прямом эфире.

Как бы то ни было, в результате долгого выбора причесок, цвета глаз, комплекции и прочая я оказался Моникой Белуччи. Никаких брейкинг ньюз. Спасибо, что не Бузовой.

Я ощупывал себя с интересом и энтузиазмом, гораздо большим энтузиазмом, чем ощупывала бы себя настоящая Моника Белуччи. И в этот момент некий голос за кадром (наверное, режиссера в павильоне) объявил, что сейчас я иду на свидание.

Я вздрогнул(а) и проснулся.

А вдруг какой-нибудь козел попадется. Козлы ведь они такие: и наяву, и во сне одинаковые. Даже если ты Моника Белуччи.

Никогда не знал, что такое лечь и заснуть. Для меня засыпание всегда было сериалом.

Жизнь меня перевозбуждала, сколько я себя помню. Жизнь всегда была для меня слишком сексуальна. «И жить торопится и чувствовать спешит» в моем случае подзатянулось.