Олег Батлук - Исповедь старого молодожена [сборник litres]

«Здесь, у самой кромки бортов, друга прикроет друг», – заиграло в моей голове. Рядом со мной стоял Сема. Я услышал, как он сказал девушке:

– Извини, мы вместе.

– Ой, это ты извини, я, кстати, так сразу и подумала, – ответила она.

Девушка исчезла.

– Зачем ты встал? – спросил Сема.

– Я в туалет!

– Зачем ты пританцовывал?

– Я же говорю, в туалет!

Сема вел меня сквозь толпу к свету в конце тоннеля. Это светился туалет. А меня не покидало тревожное чувство.

– Погоди, а что значит «мы вместе» и «я так сразу и подумала»? – спрашивал я друга.

А он не отвечал и загадочно улыбался.

Выйдя из туалета, я не вернулся сразу за наш столик, а решил отдышаться где-нибудь в укромном уголке и собраться с мыслями, разбежавшимися, как тараканы. А подумать было о чем, впервые после окончания философского факультета.

Я стоял в стороне от толпы, и в ушах что-то пульсировало: то ли бит, то ли кровь, то ли бит с кровью.

И тут передо мной появилась она. Незнакомка из моих подростковых снов, гибрид Моники Белуччи и Анджелины Джоли, с вишенкой Джулии Робертс сверху. Я и не думал, что она существует в реальности. Незнакомка из снов что-то сунула мне в руку и улыбнулась.

Все-таки от судьбы не уйдешь, подумал я. Во мне всегда было что-то такое, невыразимо мужское, подлинное, это мне мама говорила. Именно поэтому незнакомка из моих подростковых снов, самая красивая девушка на вечеринке, дала мне, первому встречному, свой телефон. Я чувствовал, что теперь сам заплываю за буйки, в таинственную прохладу запретных вод. Этот злосчастный телефон я, конечно, потом выброшу (минут через десять, хоть подержу чуть-чуть), но пару слов в ответ я ведь должен ей сказать, это, в конце концов, элементарная вежливость.

Я потупился, подыскивая нужные слова, и тут увидел в своей руке номерок. Но не телефона. Я оглянулся. За моей спиной находился гардероб. Я поднял глаза на незнакомку из снов. Она уже не улыбалась, нетерпеливо ожидая от меня своей шубы. Про то, что во мне также есть что-то от гардеробщика, мама мне почему-то не рассказала.

Добравшись наконец до нашего столика, я сел доедать салат. Я не стал рассказывать Семе о том, как первая красавица нашего города пыталась склеить меня при помощи номерка из гардероба. Такие истории не прощаются. Потом до смертного одра от меня не отстанет.

В соседнюю квартиру, которую владельцы постоянно сдают, въехал очередной арендатор. Молодой, красивый, атлетичный, двухметровый, сексуальный… гей, хотелось бы добавить, но нет, увы, нет.

Мы встретились с ним у лифта, познакомились (я знакомился своим привычным голосом Хрюши, а он – бархатистым баритоном), и даже я со своей безнадежно советской ориентацией, прибитой гвоздями, в какой-то момент поплыл.

А, поплыв, подумал: если даже я поплыл, то что же будет дальше. Ведь теперь получалось, что в непосредственной близости друг от друга будут проживать два сексуальных человека: новый сосед и моя жена. Ну и я, бельмом между ними, в режиме «вычеркнуть лишнее».

В голову немедленно полезли, как черти, всякие-разные сцены из фильмов производства долины Сан-Фернандо:

– Простите, сосед, у вас случайно нет отвертки, а то я тут штрудель готовлю, ой, а я, кажется, одеться забыла.

Ух, уж тут моя жена оторвется! Ух, она мне отомстит за всех моих мисс пигги и моник белучч!

Глупости все это, конечно. Ведь доверие входит в базовую комплектацию любви.

Плюс у меня есть проверенное шпионское оборудование для слежки, маленький жучок по имени Артем.

В метро передо мной встала девушка. Встала и уставилась. Глаза в глаза, как Штирлиц с женой, только без музыки Таривердиева.

Я запаниковал. Еще бы: на старости лет я вдруг стал популярен у девушек, а не только у мамы. С мамиными восторгами, допустим, я научился справляться, а здесь что прикажете делать?

– Простите, – сказала девушка, подтвердив моих худшие подозрения, – а где вы покупали эти очки?

– Я замужем! – выпалил я, не расслышав вопрос и со страху перепутав замужество с женитьбой.

– Я тоже, – спокойно ответила девушка, – вот хочу мужу такие же очки купить, мне оправа ваша понравилась.

В юности, в пору увлечения т. наз. русским роком, меня страшно бесила песня Бутусова «Дыхание». «Слушая наше дыхание, я не знал, что у нас на двоих с тобой одно лишь дыхание». Что это за песня терапевта со стетоскопом, думал я раздраженно, чушь несусветная.

Как-то раз я пришел в супружескую постель поздно, около двух ночи – смотрел телевизор. Я шумно лег (по-другому не умею, кость широкая), но жена никак не отреагировала. Обычно она реагирует – милой руганью спросонья. А тут молчание, к которому мой богатый словарный запас сразу предложил слово «гробовое», и я занервничал. Дело в том, что накануне у жены была температура. Я приблизился к ней, но не всем телом, а ухом, выставив его как локатор. Ухо-локатор было стратегически развернуто прямо перед лицом спящей жены. Нет, она не проснется внезапно и не вскрикнет от неожиданности, не ждите.

Я слушал ее дыхание, но не слышал его. Точнее, я слышал какое-то дыхание, но оно с таким же успехом могло оказаться моим. Мне стало по-настоящему страшно. Но не настолько страшно, чтобы будить потенциально мертвую жену в два часа ночи. Я вспоминал, как в таких случаях проверяют жизненные функции организма и сумел припомнить только зеркало, поднесенное к губам. Нет, я не поднесу зеркало к губам спящей жены, и она не проснется и не вскрикнет, не ждите. Во-первых, темно, во-вторых, у меня нет маленького зеркала, а тащить трюмо из коридора – план хоть и элегантный, но потенциально провальный. Наконец внутри жены что-то зашевелилось (никаких аналогий с фильмом «Чужие», США, 1986 год, пожалуйста), и она благополучно выдохнула мне в ухо. Возможно, ей просто снился дайвинг без акваланга на Мальдивах (нет, мы не были, потому и снился).

Я обессилено откинулся на свою половину супружеского ложа, как будто занимался на нем чем-то другим, а не подставлял ухо жене.

Но едва я задремал, рядом со мной на кровать что-то рухнуло. Я даже не стал открывать глаза, потому что это был Артем, стопроцентно. Он всегда так приходит из своей детской к нам в спальню посреди ночи и рушится всеми своим чахлыми килограммами, будто тоннами.

Через минуту малыш захрапел. Вот как в таком маленьком тельце кристаллизуется богатырский храп? Словно тридцать три богатыря, выходя из моря, отфыркиваются а капелла.

Я не хотел прислушиваться к дыханию сына, но пришлось, потому что это была принудительная трансляция дыхания Артема по всем телеканалам, будто он – парад.