Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— А вот Сату хочет нам помочь, — тихо, но внятно проговорил Бирка, особенно рассчитывая на это «Сату».

— Пусть помогает! — развел руками Приходченко. — Он за свои дела в ответе, а я — за свои.

— Но Сату не понравится, что вы отказываете в таком пустяке близким ему людям. А ведь завтра, может быть, и вам потребуется какая-нибудь бумажка от Сату. Вот, говорят, вы на пенсию собираетесь, а это без бумажек не обходится…

Раздался телефонный звонок. Приходченко снял трубку.

— Сату Халович? Здравствуй. Очень кстати. Вот тут у меня сидит Бирка. Требует твоим именем, чтобы я подписал ему заранее составленную характеристику… Что? Повтори, пожалуйста.

Приходченко оторвал трубку от уха и повернул ее в сторону Бирки. На весь кабинет отчетливо прозвучал гневный голос Ханбекова: «Гони его в шею!»

— Спасибо, Сату Халович. Все ясно. Если я тебе нужен не срочно, то давай позвоню через полчаса. — Приходченко положил трубку.

Бирка вскочил:

— Провокация! Это был голос не Ханбекова!

— Ну, тогда самого аллаха.

— Не богохульствуйте, Савелий Лукич. В вашем пенсионном возрасте… Отдайте мне характеристики. Их подпишет сам Ханбеков!

— А нельзя ли снять копию? Мне бы очень хотелось иметь такой некролог. В моем пенсионном возрасте это желание так понятно.

Бирка схватил бумажки и — в дверь. Приходченко хохотал вслед:

— Пошел по шерсть, а вернулся стриженым! Теперь беги к своему любимому козлу, поцелуй его под хвост!

Жума нервно шагал по кабинету своего тайного жилища и зло поглядывал то на одного, то на другого мюрида.

— Ну, Бирка, — проговорил он недобрым тоном, — докладывай, чего ты достиг на новой должности, на которую мы посадили тебя с помощью аллаха и Сату Халовича Ханбекова.

Бирка вскочил, вытаращил глаза:

— Во-первых, о несравненный, для завоевания авторитета я сделал хороший доклад на районной учительской конференции.

— Знаю.

— Для завоевания авторитета доклад был хорош, — коротко кивнул головой Жума. — Что еще?

— Во-вторых, я пригласил инспектора Министерства просвещения республики на занятие технического кружка, которым руководит Кесират Казуева. Кружок этот работает и сейчас, летом.

— Зачем пригласил?

— Я хотел так настроить инспектора, чтобы он дал заключение о профессиональной непригодности Казуевой и помог бы мне избавиться от нее.

— И как же ты его настраивал?

— Разными довольно хитрыми и тонкими способами.

— Например?

— Например, когда Казуева сказала ребятам, что реактивный двигатель превосходит двигатели прежние, но тоже имеет свои недостатки — требует много горючего, загрязняет воздух, — я шепнул инспектору: «Видите? Она порочит идею научно-технической революции».

— И что же инспектор? — с интересом спросил шейх.

— Он как-то странно посмотрел на меня и ничего не сказал. Должно быть, он отъявленный безбожник и слуга шайтана. Казуева ему понравилась.

Жума подошел к Бирке, звонко хлопнул его ладонью по лбу и сказал:

— Этот инспектор очень воспитанный человек. Он имел все основания назвать тебя ослиным хвостом, сын мой. Но дело даже не в этом. Зачем тебе потребовалось убирать Кесират?

— Да ведь это жена Казуева, нашего первого врага! — удивился Бирка.

— Да, жена Казуева. Но, с другой стороны, кто написал тебе хороший доклад для конференции? Сам?

Бирка помялся, покряхтел, но, сраженный осведомленностью шейха, вынужден был выдавить из себя:

— Она.

— То-то! — Жума постучал пальцем по звучному лбу Бирки. — Как же можно не дорожить таким толковым и знающим работником? Зачем же его выживать? Тут, мой дорогой слабоумный сын, ты вступил в противоречие не только с Кодексом законов о труде, иначе говоря, КЗОТом, но и с бессмертным учением Пророка, который завещал нам целовать руку врага, если мы не можем его победить… Кому еще известно, что ты приглашал инспектора?

— Ханбекову и Сапарбиеву.

— Как они к этому отнеслись?

— Сапарбиев был рад, что инспектор одобрил работу Казуевой, а Ханбеков заявил…

— Одну минуту!

Жума подошел к стене, отодвинул штору, скрывавшую несколько телевизоров, и включил один из них. Через несколько секунд на экране появился кабинет завсельхозотделом. Ханбеков, устало откинувшись в кресле, читал какую-то бумагу. Жума подошел к телефону и набрал помер. В телевизоре зазвенел звонок.

— Сату Халович? Салам алейкум, дорогой. Хушпаров на проводе.

— Очень рад, очень рад, — бегло ответил Ханбеков, не меняя небрежной позы.

Он, конечно, не знал, что Жума его видит, но ведь не знал он и раньше, с горечью подумал шейх, однако всегда вставал, разговаривая со мной, а теперь… Первым его движением было выключить телевизор: какое разлагающее для мюридов зрелище! Но тут же шейх понял, что уже поздно и потому, знаками приказав Мусосту на всякий случай сделать магнитофонную запись разговора и несколько фотоснимков, продолжал:

— Какие новости, дорогой? Слышал я, будто приезжал какой-то инспектор, кого-то проверял…

— О, да! Ханбеков закатил глаза под потолок. — Этот самородный полудурок, извини за откровенность, не умеет даже сделать вид, что он хороший директор школы. Чтобы иметь такой вид, от него требуется лишь неподвижно сидеть в кресле и многозначительно молчать. А он развил такую бешеную деятельность, аж страшно. Неужели визит инспектора был согласован с тобой?

— Как ты мог подумать!

Ханбеков скривил рожу, высунул язык, и у телевизора все поняли, что он беззвучно передразнивает шейха: «Как ты мог подумать!» Кто-то засмеялся. Жума побледнел от гнева. А Ханбеков спокойно и даже почтительно сказал:

— Во всяком случае, мой дорогой друг, это производит тяжелое впечатление и заставляет о многом задуматься. Как с такими людьми жить и работать дальше?

В кабинет вошла Непси Хугаева, молодая секретарша, и встала около председателя. Ханбеков переложил трубку в левую руку, а правой, к ужасу шейха, обнял секретаршу и, глядя ей в глаза, нежно проговорил в телефон.

— Я очень люблю тебя, друг мой, и мысленно обнимаю, но нам есть о чем подумать, — с этими словами он сунул трубку под себя и теперь уже обеими руками обнял секретаршу.

Мюриды окаменели. Они ждали грома небесного. Жума тоже был недвижим. Прошло несколько ужасающих минут. Наконец Ханбеков вынул из-под себя трубку.

— Я целую край твоей священной одежды, — сказал он и поцеловал секретаршу прямо в губы.

Жума хотел встать и выключить телевизор, но его покинули силы.

— Ну, прощай, звезда души моей! У меня тут народ, проводим совещание… — опять скорчив рожу, проговорил Ханбеков и поднес трубку секретарше.

— До скорого! — пропищала девица.

Жума лихорадочно искал, чем бы запустить в телевизор. Не найдя ничего, кроме Корана, он метнул Коран. Раздался звон стекла, телевизор погас.