Игорь Седов - Чуткость на голосовании

…Они познакомились в прошлую субботу. У двух автоматов. Автоматы стояли рядом. А они стояли у автоматов. Она — за пирожным, он — за газировкой.

Как известно, сладкое вызывает жажду, а вода, тем более газированная, утоляет ее. Девушка с благодарностью приняла из теплых Гришуниных рук холодный стакан пенистой воды. От второго и третьего стаканов она вежливо отказалась. Это не обескуражило Гришуню. Глупо предлагать девушке то, от чего она отказывается. И тогда он предложил ей познакомиться. Возражений не последовало.

Узнав, что Сима — так звали девушку — вдобавок ко всему еще и студентка, Гришуня смалодушничал и скрыл, как раньше говорили, свое социальное положение. Скажи ей правду, что он работает заведующим отделом в магазине «Одежда», так она, чего доброго, неважного мнения о нем останется. Дескать, как вам не стыдно, Гриша. Люди в тайгу, на целину, стихию, водную и воздушную, обуздывают, а вы, извините, — по торговой части. Может, здоровьем подкачали или трудностей испугались? Легкую жизнь себе обеспечили…

Как вам это нравится? Гришуне такая перспектива определенно не нравилась. Будь что будет, решил он и при удобном случае рассказал девушке, что он токарь на машиностроительном. Неплохой токарь. Ударник коммунистического труда. Прилично зарабатывает. И вообще о нем частенько пишут и говорят в масштабе области. Возможно, Симе приходилось слышать его фамилию? Ах, не приходилось! Ну, это к лучшему. Неловко, знаете, в известных ходить. Народ оглядывается, шепчется о чем-то…

Девушка весело слушала. О заводских делах не расспрашивала. Согласилась в субботу встретиться.

И все же Гришуня возвращался домой невеселый. Чувствовал он себя не в своей тарелке. В чужой тарелке, которая вот-вот разобьется, и останутся мелкие осколки от нахлынувшего счастья.

«Поворот судьбы, — грустно обдумывал свое положение молодой человек. — Утром — скромный продавец, вечером — известный токарь. Превращеньице… Токарь от прилавка. Молодой, настойчивый и любознательный… А девушка-то хороша! Жаль потерять такую… Лучше пока промолчать. Сказать правду всегда сумею. Смотря по обстановке…»

Дома он немедля конфисковал у младшего братишки учебник по машиноведению для 8 класса, засел за теорию резания и успокоился.

В субботу Гришуня и Симочка встретились, как старые знакомые. Луна посылала из бездны космоса отраженный солнечный свет, серебряная россыпь звезд украшала вечернее небо, тихо шелестели липы, билетерша на танцплощадке истошным голосом звала на помощь дружинников.

— Руки не подаю, — поспешил предупредить девушку Гришуня. — Прямо из цеха. Дошибали одну детальку. Пришлось повозиться. А мне больше всех. Снимал, знаете, фаску шириной в один миллиметр под углом в сорок пять градусов. И, как назло, хомутик соскакивал с пиноли задней бабки. Я его туда, а он опять сюда. Канитель… А потом фартук на суппорт никак не надевался. Еле-еле управился с ним с помощью револьверной головки. Руки вот и сейчас еще в механической эмульсии. Извините.

Симочка попыталась было что-то сказать Гришуне, но тот решил прочно удерживать инициативу в разговоре.

— Зато вчера все шло, как по солидолу. Шпиндель вращается по формуле: Д большое минус д маленькое, деленное на два. Вдоль шпоночной канавки скользит шпонка зубчатого колеса. Механизм гитары настроен. Красота! Стремлюсь перевыполнить сменную норму выработки. Вижу — корреспондент приближается, с фотоаппаратом. Что делать? Беру, значит, посредством рычага рукоятку, жестко скрепленную с вилкой, и поочередно сцепляю зубчатое колесо с зубчатым конусом. Шум, треск! Корреспондент на расстоянии держится. А мне что… Работать надо. Жму на поперечную механическую подачу в фартуке и повышаю до рекордных пределов скорость резания. Мастер подходит…

Все-таки на какой-то миг Симочке удается остановить поток Гришиного красноречия. Робко взяв молодого человека под руку, она мягко проговорила:

— Помолчите немного, Гриша. Смотрите, какой чудный вечер! А музыка? Вы любите музы…

— У нас в цехе погоду делает план, — перебил девушку Гришуня. — Даем план — хорошая погода. Нет плана — черные тучи. Тогда начинается шторм… виноват… штурм. Аврал то есть. Я сразу перехожу на многостаночное обслуживание. Рядом с моим станком устанавливают дополнительно токарно-револьверный и карусельный. Горизонтальное положение планшайбы, вместе с которой вращается заготовка, позволяет мне обрабатывать изделия огромного размера, до двенадцати метров в диаметре. Шутите! До двенадцати! Что еще обеспечивает мне успех в работе? Инструмент…

Симочка тяжело вздыхает и останавливается. Сбившись было с разговора, Гришуня быстро поправляется:

— О чем я начал говорить? Об инструменте, кажется. Так вот, про инструмент. Его я всегда содержу в образцовом состоянии. Тщательно ухаживаю за основными узлами токарного станка. Кстати сказать, неподвижным звеном станка является станина, для устойчивости закрепленная на фундаменте. Симочка, вы все виды стружки знаете? Их три: сливная, скалывания и надлома. Если хотите…

Девушка осматривается вокруг с таким видом, будто намечает место, куда удобнее бежать, но… передумывает и насмешливо говорит:

— Скажите лучше, товарищ Кругликов, как работает ваш магазин? Только без этой… как ее… пи… пи…

— Пиноли задней бабки, — упавшим голосом подсказал Гришуня.

— Вот именно, без планшайбы и пиноли задней бабки.

— Вы меня знаете, Симочка? Откуда?

— Здравствуйте! Не стройте удивленные глаза! Мы же с вами в одном торге работаем. А запомнила я вас еще весной. Когда вы на нашем собрании ударников коммунистического труда выступали. Хорошо тогда говорили. Зажигательно. Опытом делились. Девочки в восторг пришли. И я тоже… Без помощи этой… пи… пи…

— Пиноли задней бабки, — машинально сказал Гришуня.

— А теперь, извините, спешу. Прощайте! Руки не подаю. Прямо из магазина. Дошибали последние пары обуви в счет месячного плана. Руки и сейчас еще в кустарной ваксе. Извините!

Но Гришуня не зря был молодым, настойчивым и любознательным. В этот летний вечер Симочка убедилась, что он еще и самокритичный молодой товарищ который умеет признавать и исправлять свои ошибки.

Юрий Борисович решил, что его отношения с Ольгой Павловной позволяют ему переходить на откровенность.

— Ты удивительная женщина, Оленька! — сказал как-то Юрий Борисович. — Открытая, честная. С тобой очень легко и все ясно. Исчезают всякие сомнения. Тебе веришь. Веришь, как самому себе. Иногда даже хочется просить тебя: стань моей совестью!