Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Я тоже поначалу так думал, — сказал бегемот, — но горбуша врать не будет, Майна-Вира хвастал, что сам подписал контракт на десять лет: ему очень льстило, что по истечении этого срока ему обещали присвоить какое-то ученое звание.

Последние слова бегемота я слушал, стараясь не смотреть на гринду. Только теперь я понял, что вместе с любознательностью можно унаследовать и честолюбие…

Мне не пришлось долго уговаривать гринду изменить первоначальный маршрут, чтобы повидаться с отцом. Беспокоило только одно: узнаю ли я его? Ведь прошло много лет с тех пор, как мы последний раз видели друг друга.

Я уже, кажется, говорил, что, в отличие от моей нежной мамаши, вечно занятый служебными делами отец не очень-то баловал меня вниманием.

Но это ничуть не мешало мне гордиться своим отцом. Как-никак он был единственным дельфином, щеголявшим в бескозырке и полосатой тельняшке. К тому же во всем подводном мире только он — мой отец — курил трубку и, глотая дым, выпускал его изо рта красивыми кольцами. «А вдруг он бросил курить? — подумал я. — Как же я его тогда узнаю без трубки в зубах?»

Вся надежда оставалась на бескозырку. Но, по словам того же бегемота, он променял матросский головной убор на какую-то немыслимую восьмигранную фуражку с блестящим козырьком.

Носит ли он хотя бы свою традиционную тельняшку? Если он заменил ее какой-нибудь нейлоновой безрукавкой — тогда уж мне его никак не узнать.

Никаких других особых отличий Майна-Вира не имел. Обыкновенный дельфин. Рост нормальный, плавники средней упитанности, хвост серо-бурый в мелкий горошек, такой же, как у всех дельфинов старшего поколения.

— Вы плохо к нему присматривались, — сказала с легким укором гринда, выслушав мои рассуждения. — Одинаковых отцов у нас, дельфинов, не бывает. Они всегда разные. Есть хорошие и есть плохие.

Я хотел возразить, что кроме плохих и хороших отцов существует еще одна категория. Никакие. И если не лукавить, то именно к этой разновидности и следует отнести моего папашу.

Однако я промолчал. Ведь было бы по меньшей мере вопиющей бестактностью осуждать отца, которого так плохо знал, что даже не запомнил его физиономии.

Впрочем, наша беседа с гриндой на этом и кончилась. Основательно продрогнув на сильном ветру, она, чтобы согреться, нырнула на самое дно, и я с радостью последовал ее примеру.

На этот раз нам совершенно неожиданно повезло. Мы очутились в уютно обставленной всевозможными камнями океанской впадине, где нас радушно встретили и сразу же, без промедления, напоили густым и сладким китихиным молоком.

Такие впадины на дне океанов и морей встречаются довольно часто. У людей, как рассказывала мне всезнающая гринда, подобные места носят название «молодежных кафе», у морских животных их называют просто «впадина».

Здесь, в привычной морской обстановке, любой дельфин или кит, а то и морские скаты — в общем все, кроме акул, касаток и барракуд, могут напиться молока, закусить щукой, а захотелось чего-нибудь остренького — пожалуйста: устрицы и черепахи сами лезут тебе в рот.

Увидя гринду, посетители приветственно замахали хвостами, и в знак особого к ней уважения дирижер оркестра — молодой талантливый муксун исполнил ноктюрн собственного сочинения. Виртуозно водя угрем по рыбе-пиле, он извлекал из этого неприхотливого инструмента такие чарующие звуки, что совершенно растрогал и гринду, и меня.

Впадина оказалась переполненной до отказа.

У входа стоял длинноусый морской кот — уже давно потерявший левое ухо и полхвоста в схватке с браконьерами. Он усадил нас на почетное место — в самой середине впадины и не успокоился до тех пор, пока проворная официантка стерлядь не приняла у нас заказ.

— Вы уж извините, — грациозно покачиваясь, сказала стерлядь, — но придется минутки три обождать… Очень много посетителей, а официанток не хватает. Нас всего-то четыре десятка, а все нервничают, чуть задержалась — жалуются…

— Да вы не беспокойтесь, дорогая, — сказала гринда, — мы ведь сюда отдохнуть приплыли. Лучше скажите, почему у вас такое множество посетителей?

— А у нас сегодня гастролируют гости с побережья, — вмешался морской кот.

— Что же это за гости? — полюбопытствовал я.

Но тут снова заиграл оркестр и все тот же неутомимый морской кот, уже в качестве конферансье, появился на эстраде и, поглаживая усы, объявил:

— Сейчас выступают наши дорогие звезды побережья, вокальный ансамбль «Поющие лягушки». Солистка — прославленная исполнительница интимно-подводных романсов и болотно-лирических песен — Кривая Жаба!

И мне, и гринде талант Кривой Жабы уже был хорошо известен — о ней говорили с восторгом во всех океанах и морях, ей подражали молодые лягушки, а ее любимые песни распевали даже лишенные музыкального слуха лещи. В репертуаре Кривой Жабы были, главным образом, песни, которые она слышала от людей, проживающих вблизи облюбованного ею болота. Восторженные посетители заставляли уже совершенно осипшую вокалистку бисировать по нескольку раз. Особенным успехом пользовалась песня «Вода, вода — кругом вода».

После концерта, когда были съедены щучьи шашлыки, за нашим валуном завязалась оживленная беседа, и уже, не знаю каким образом, темой разговора стал мой отец. Началось все с пожилого осетра-туриста, он совсем недавно прибыл из дальнего похода и теперь охотно угощал нас своими удивительными рассказами.

— Видел я собственными глазами, — сообщил осетр, — одного забавного дельфина. Он находится в специально построенном аквариуме. Ну, прямо как рыба. А питается исключительно водяными растениями в протертом виде. Вегетарианцем себя объявил.

— Слышала я про этого сумасшедшего дельфина, — вмешалась в разговор официантка, убиравшая посуду и поставившая на ее место раковины, наполненные до краев пенистым китихиным молоком. — На рыб даже внимания не обращает и, кроме сока морской капусты, ничего не пьет.

— Это еще не беда, — горестно вздохнул морской кот. — С акулами, говорят, дружит. Вот что позорно. И чтобы завоевать их расположение, дошел до того, что рассказывает антидельфинские анекдоты. Уж, кажется, сам дельфин, зачем же на своих же сородичей грязную клевету возводить?

Тут на огонек залетело семейство летающих рыб. Одна из них, узнав, что разговор идет о дельфине Майна-Вире, очень обрадовалась.

— У меня самые свежие и достоверные сведения, — запыхавшись, проговорила она. — Я видела его во время выступления. Потрясающе талантливый дельфин! Он так поет! Так играет! Так умно и весело разговаривает, что всех приводит в восторг. Но он очень гордый, и, когда я пыталась с ним заговорить, он просто обругал меня и сказал, чтобы я летела куда-нибудь подальше и больше не попадалась ему на глаза!