Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Комиссия вкусила.

— Показывайте, что у вас еще из чудес есть, — говорит.

— Все!

— Как?! — взяла комиссия председателя за грудки. — А где ваша пирамида Хеопса?

— Нету! — признался председатель.

— Почему?!

— Свекла помешала.

— Так какого же черта вы с ней возитесь?

Я из тех людей, что глазам не верят. Спросите у меня, какая на улице погода, и я пойду не к окну, а к почтовому ящику, достану газету, открою последнюю страницу и отвечу вам голосом, не терпящим возражений:

— На улице осадки, к вечеру ожидается прояснение облачности и повышение давления…

Но если газета не пришла, то не спрашивайте у меня о погоде, спросите о чем-нибудь полегче, ибо нет на этот счет официальных указаний.

Мне говорят:

— Но есть же у тебя, братец, собственные глаза, дабы видеть солнце, если оно сияет, или молнию, если она сверкает, есть же у тебя уши, чтобы слышать шум дождя и раскаты грома.

На это я отвечаю вполне серьезно:

— Да, у меня глаза и уши на месте, но они не совершенны и субъективны, как любой человеческий орган. А печатное слово несет истину.

Когда газеты нет, я не знаю, что надеть: плащ или пиджак, пальто или тенниску.

— Пошли гулять, — зовет меня сосед.

— А что надеть?

— Свитер, нынче не холодно.

— Ты хотя бы сводку по радио слушал?

— Нет.

— А по телевизору?

— Нет.

— Может быть, ты звонил на метеостанцию?

— Нет.

— Так как же ты мог взять на себя смелость судить о погоде? Это уж, братец, чересчур. Нет, я подожду газету.

И вот она пришла и обещала чистое небо, и солнце, и полное отсутствие ветра, и вообще благодать.

А на улице дождь лил как из ведра, ветер пробирал до костей, люди торопливо пробегали троллейбусные остановки, укрываясь зонтами.

— Чудаки! — воскликнул я. — Так обрядиться в прекрасный сухой день!

Я надел светлый летний костюм. Правда, в последний момент меня все-таки смутил несколько ливень за окном, я вернулся, перечитал газету и для надежности поймал сводку погоды по радио. Радио тоже уверяло, что тепло, сухо и чудесно. Чтобы окончательно удостовериться, включил телевизор, и симпатичная дикторша бодрым, полным оптимизма голосом зачитала сводку погоды, где слово «дождь» ни разу не упомянулось, слово «ветер» отсутствовало, зато «ясно», «тепло», «без осадков» так и сыпались с ее языка.

Я отринул все сомнения.

Спустился во двор в одном костюме, помахивая легкой тросточкой и гордо приподняв обнаженную голову.

Простудился и — умер.

Баста! Пора завод на уровень мировых стандартов выводить. Чтоб автоматизация была, качество тебе, производительность и пятое-десятое. Хватит по старинке скрипеть. Будет!

А наш главный трест тоже невозможно как высказался: пора, мол, рубить окно в Европу.

Мы загорелись. На ломы, топоры с рукавицами заявку составили, для прорубки окна в Европу запросили. Как водится, раза в три больше, чем требуется, ученые ведь, знаем: наверху заявку срежут, сколько надо оставят.

Ломы с топорами нам сразу выдали, а в рукавицах отказали. Тогда мы толкачей разослали. Нашлись рукавицы у одного предприятия, но оно потребовало за них шпалеры василькового цвета, каковых у нас и в помине не было. Пришлось рукавицы в Европе закупать, на валюту.

Еще два месяца раскачивались: того нет, другого. В трест пошла телеграмма, что окно в Европу уже прорублено, а мы еще не начинали.

Когда все сроки вышли, тут и приступили. Топоры-ломы похватали, к капитальной стене побежали.

— Даешь окно! — кричим.

Мы стену долбим, а она, окаянная, стоит что железная. Ломы и топоры от нее отскакивают. Видно, на века строилась. Только пыль в глаза пускаем.

— Эх, — говорим. — Видать, не с того конца начали. Сперва бы бороды молодым специалистам остричь.

Остригли, а дело опять по нулям.

Тут наш мастер совсем рассвирепел, за отбойным молотком смотался. Вжик-вжик. Пустого тянем. Говорит мастер:

— Не знаю, как его наш государь Петр рубал, а я упарился. А может, оттого не получается, что мы одеты как-то уж больно не по моде? Одни спецовки да рубахи. Старина какая-то.

Мигом в джинсы впрыгнули, мокасины напялили, мастер в своей конторке сидит, ноги на стол выложил — вылитый менеджер. А стена стоит что стена.

Тогда мы бульдозер пригнали. Трах! Стена с петровских времен торчала, а тут осела и поползла.

Когда пыль рассеялась, видим огромный проем. Выскочили сквозь ту дыру, пляшем, целуемся, свежим воздухом дышим.

На шум главный трест спешит.

— Где стена? — спрашивает.

— А вон, — говорим. — Вместо нее окно.

— Куда еще окно?

— В Европу, — говорим. — Вы сами призывали.

— Так то — символически.

— А мы недопоняли. Извиняемся.

Намылил трест нам шею и ушел. Двери наглухо закрыл. От сквозняков, говорит. Но мы не горюем. С окном в цехе вроде бы светлее стало и как-то просторнее. Теперь работать одно удовольствие. Решен вопрос с вентиляцией. Электричеством глаза не портим. Цех-то был темноват! А потом оказалось, что мы прорубили окно в Азию.

В одном городе устроили стриптиз исключительно для работников легкой промышленности. Мужчины втихомолку радовались. Заметен был отток кадров из предприятий группы «А» в группу «Б».

И вот зал местного ресторана, мягко говоря, переполнен. Посетители не спеша потягивают коктейли и перешептываются:

— Неужели нам его покажут?

— Почему бы и нет.

— И с раздеванием?

— А как же? Ведь стриптиз.

— Понимаю. Но будут ли раздеваться? Ходят слухи — нет.

Томно запела скрипка. Оранжевый луч выхватил со сцены молодую девушку. Она — в пальто, сшитом местной фабрикой «Ласточка». Лацканы сикось-накось, рукав съежился, будто пожарная кишка, пуговицы спереди, а петли сзади, фасон — ой, мама! Головы, как по команде, поворачиваются в сторону директора этой фабрики, полной женщины. Всем своим весом она возмущается:

— Пальто замечательное. У нее фигура нестандартная.

Девушка обиженно снимает пальто. Платье тоже никого не приводит в восторг. Неуклюжее и похоронных тонов. Единственное, что в нем прилично, — цена. Директор фирмы «Одуванчик», пустивший эти платья в массовый пошив, краснеет, пятится к двери.

— Куда же вы, Григорий Васильевич?

— Мне супруга запрещает ходить на стриптизы.

Девушка долго снимает платье: заел замок объединения «Молния». Подскочил услужливый директор этого объединения, пустил в ход щипцы и отвертку, совместными усилиями они совладали с замком. Платье упало как мешок. Тут головы дружно повернулись к директору трикотажной фабрики «Грация».

— Один бок мини, другой макси, то ли кружева, то ли просто дырки. И это называется комбинация? — понеслись реплики из зала. — А ведь вы, Ангел Петрович, сто тысяч штук их торговле навязали. Великий комбинатор!