Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Древние греки продолжают жить!

Будем говорить о Трое в настоящем времени!

Герой совершил свой бессмертный подвиг, но остался жив.

Смерть смерти!»

Человек едва втащил ноги в кабинет к чиновнику по ликвидации смертельных исходов.

— Вот уже три месяца я обиваю эти пороги. Я смертельно устал. Хочу умереть.

— Каким образом?

— От инфаркта.

— Сейчас посмотрю по каталогу. Инфаркт, инфаркт… Почему-то все хотят инфаркт. Насколько убедительны мотивы, по которым вы решили умереть?

— Мне изменяет жена.

— Ничем не могу вам помочь. Весь лимит по инфарктам уже исчерпан. Зайдите в следующий раз.

Обходили закон как могли. Пользуясь тем, что в указе была запрещена смерть от обжорства, умирали от недоедания.

Набирали в рот воздух и держали, пока не задыхались.

Кому-то удалось отыскать в лесу пару поганок. Результат отличный. «Счастливчик!» — говорили о нем люди.

Многие уходят в лес, чтобы найти змею и подставить ей ногу.

Человек на балконе перевешивается через перила и падает вниз головой.

Нет, не любили костлявую, и всякий был совсем не прочь пожить побольше. Все началось после выхода в свет указа о бессмертии.

«Подшучу-ка я над общественностью нашего дома, — подумал я 1 апреля. — Возьму и вывалюсь из окна 25-го этажа».

И оторвался от реальности подоконника.

Мелькали испуганные окна.

— Что, лифт не работает? — поинтересовались на двадцатом этаже.

На девятнадцатом целовались. Девушка задернула занавеску и крикнула вдогонку:

— Стыдно подглядывать!

На восемнадцатом мне протянули тряпку:

— Сынок, помоги вытереть окно.

— Пусть падает, если нравится, какое наше дело! — сказал семнадцатый этаж.

— Отойди от окна, а то вылетишь, как он, — сказали на шестнадцатом.

Пятнадцатый этаж согласился с шестнадцатым:

— Надо от него держаться подальше. Где гарантия, что он нас за собой не утянет?

Четырнадцатый:

— Что-то он медленно падает…

Тринадцатый:

— Да, разучился народ падать. Измельчал.

Двенадцатый мне:

— Вы сами падаете или от какой-нибудь организации?

Одиннадцатый:

— Он не настолько глуп, чтобы падать по собственному желанию. Наверное, была такая установка сверху.

Десятый этаж:

— Это что же выходит? Люди уже давно падают, а мы еще сидим?

Девятый предложил:

— Давайте прыгать, пока не поздно.

— Вниз! — закричал восьмой этаж.

И они посыпались на землю. Чтобы опередить меня, прихватили с собой утюги, стиральные машины, телевизоры.

— Держи выскочку! — кричали все.

Мое падение было мягким и приятным. Я приземлился на моих соседей.

Несметные полчища подошли к старинному городу. Шпили, башни и прочие архитектурные излишества бросились Чингисхану в глаза.

— Какая богатая добыча! — вскричал он. — Лентяи! Они даже не построили крепостной стены!

Чингисхан выхватил саблю. Орда пошла на штурм.

— Куда прете, ворюги? Напяльте очки. Не видите, клубника посажена?

Из крепости выскочила семипудовая хозяйка и бросила громовой клич:

— За потоптанную редиску, за лук, за зеленые огурчики…

Ее поддержали соседи.

— За яблоки! — кричали садоводы.

— За кур! За гусей! — требовали птичники.

— За укроп и петрушку! — взывали огородники.

Кто-то, оглянувшись по сторонам, тихо добавил:

— За кормилицу свинью и подсвинка.

Атака захлебнулась. Захватчиков встретили заборы, частоколы и колючая проволока.

И напрасно Чингисхан орал не своим голосом:

— Вперед! Скорее из этих частных владений!

Ему так и не удалось пробиться в центр. От трехэтажных ругательств воины глохли, а кони становились на дыбы. Орда, завоевавшая полмира, кружилась в лабиринте заборов, и частники обливали ее помоями, как раскаленным свинцом.

Спущенные с цепей волкодавы рвали шаровары.

Не дослушав до конца проклятий, захватчики бросились наутек, взывая к аллаху о помощи и оставляя на проволоке бороды. Воины в панике сбивали друг друга, но аккуратно обходили грядки.

Удельные князья преследовали их на «Волгах», «Победах», «Москвичах» и «Запорожцах».

Впрочем, современные «Запорожцы» не сыграли решающей роли в борьбе с басурманами. Они скоро поотстали, и их водители так и не смогли отомстить за петрушку.

Земля горела под ногами незваных гостей.

Впереди удирал Чингисхан и рвал на себе волосы…

— Алло, алло! Господин Маркони! Как меня слышно? Прием.

— Добрый день, господин Попов! Слышу вас отлично. Поздравляю с великим открытием! Прием.

— Я вас также. Прием.

— А все-таки, господин Попов, согласитесь: моя заслуга больше. Прием.

— Почему? Прием.

— Я первый. Прием.

— Разве? Прием.

— Так утверждает наша пресса. Прием.

— А наша утверждает обратное. Прием.

— Но мои соотечественники с хрипотой у горла говорят: наш приоритет. Прием.

— А мои уже ходят охрипшие. Прием.

— И все-таки я первый. Прием.

— Слушайте, Маркони. Раз и навсегда. Так ли важно, кто на сколько раньше? Главное, что это людей сближает. Вот мы за тысячу километров, а будто в одной комнате. Прием.

— Да, вы правы, господин Попов. Только почему вы понизили голос? Прием.

— Боюсь, услышат соотечественники.

Во дворе, прямо перед моими окнами, выросла огромная мусорная куча. А наш управдом только и занят тем, что читает газеты.

Наконец я не выдержал и затащил его к себе на квартиру.

— Вот, полюбуйтесь видом из моего окна. Эта мусорная куча отравляет мне жизнь.

— Очень жаль, — сказал управдом, — очень жаль, что есть у нас еще люди, вернее, людишки, которые, кроме мусорных куч, ничего не замечают в жизни. Посмотрите туда. Что вы видите?

— Завод…

— Новый завод! Теперь посмотрите туда. Что вы там видите?

— Дворец культуры.

— Новый Дворец культуры! Так почему же вы не замечаете светлые корпуса наших заводов, леса новостроек, наши парки, курорты и санатории? А наши космические полеты?! А наших замечательных людей-тружеников, достойных всего самого прекрасного! Или вам больше нравится копаться в мусорных ямах?! Для вас эта ничтожная кучка заслонила нашу солнечную жизнь. Снимите темные очки, и вы увидите не только землю, но и звезды.

— Но ведь только у нас во дворе такая куча.

— Вот видите! Тем более это не типично.

И управдом ушел, свирепо сопя.

Теперь я стараюсь не замечать злополучную кучу. Правда, с каждым днем это становится все труднее и труднее. Куча растет, и из моего окна уже не видно ни нового завода, ни Дворца культуры, ни наших чудесных бульваров.