Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Поставщики задерживали важнейшие детали: берцовую кость, правое копыто, не хватало двух метров кожи (кто-то сшил из них себе сапоги). Центр слал грозные молнии в виде выговоров, а вместо копыт нам поставили бивни мамонта, вместо костей — верблюжий горб, голову подменили ослиной челюстью. В ход пошли заменители и местные материалы.

Проект урезали в сторону уменьшения и простоты. Наконец раздалось «гав-гав», и вместо динозавра с конвейера сошла собака породы спаниель. Ее хотели всучить комиссии как динозавра, но получили нагоняй за уменьшение объемов. Собаку сдали на живодерню, и началась штурмовщина.

До окончания последнего срока осталась одна ночь. Были отозваны люди из отпусков и декретов, упразднены перерывы, призваны на помощь родственники и знакомые.

— До сдачи динозавра осталось пять часов двенадцать минут! — кричал в мегафон начальник сборочного цеха.

В суматохе свалили в брюхо одной кучей все внутренности — сам разберется, не маленький. В незапланированные дырки воткнули цветы, а прочие недоделки замаскировали плакатами: «Сдадим динозавра раньше срока!»

Вскоре он был готов и стоял посреди цеха, расставив ноги, как корова на льду. В общем, он был ничего, только сборщики по неопытности поставили ему голову не с той стороны.

— В добрый путь! — сказал ему главный конструктор в напутственном слове.

Но динозавр не мог сдвинуться с места — ему явно не хватало производственных мощностей. Ухватившись всем коллективом, мы передвинули ему одну ногу, другую. Под гору он пошел сам, сгибаясь под тяжестью красочного панно, отображающего диаграмму роста динозавров. Комиссия глянула ему в пасть, вынесла заключение: «Процесс создания динозавра можно считать успешно завершенным».

Мы догнали первобытное животное за оградой и на ходу присобачили ему хвост. Динозавр побрел в свою эпоху, а мы побежали получать заслуженные премиальные.

Когда меня назначили управлять артелью «Гигант», стал вопрос о методах руководства.

Я собрал своих замов. По моему сигналу секретарша внесла на подносе кнут и пряник.

— Давайте выбирать, дорогие товарищи! Чем будем править: кнутом или пряником?

Змеевидный предмет у собравшихся хороших эмоций не вызвал. Все от него брезгливо отвернулись.

— Ну конечно же! — воскликнул я, словно в телефонную трубку. — Кто же в наше время руководит кнутом? Этот стиль работы с нижестоящими товарищами безнадежно устарел. Будем делать ставку на пряник, и только на пряник!

И я послал в рот кусочек мягкого изделия, где он моментально растаял. Я подвинул замам творение местных кондитеров.

— Отведайте! Ах, какая прелесть! Как обрадуются подчиненные!

Все откушали. Опытным путем установили, что пряник вкуснее кнута.

— А каким пряником лучше стимулировать работу подчиненных? — спросили они. — «Тульским», «Бананом» или «Фигурным»? Их много, сортов-то!

— «Тульский», конечно, не плох, но зачем нам привязывать себя к какой-то географии? «Банан», на мой взгляд, жестковат. Вот откушайте лучше «Медовый». В нем масла и сахара целая прорва.

Все попробовали и облизнули пальчики. Согласились:

— Да, его действие выше, чем других сортов. С его помощью легко можно поднять дисциплину и подтянуть прогульщиков до уровня опаздывающих.

— О да, да! — горячо ответил я, продолжая жевать. — Представляете, я вызываю какого-нибудь бракодела к себе в кабинет. Все на него, беднягу, вечно кулаком стучали, а у нас иначе. Едва он откроет рот в свое оправдание, я ему туда пряник положу. Только прожует, я — второй. Это будет бить больнее, чем кнут.

Тут секретарша внесла чай. Руки снова машинально потянулись к пряникам. Я размышлял, помешивая ложечкой в стакане:

— А может, нам не следует останавливаться на каком-нибудь одном сорте? Наши люди достойны пряников в полном ассортименте. Всех вкусовых оттенков, цветов и конфигураций… А ну подайте мне вон тот экземпляр в виде петушка. Сейчас он у меня прокукарекает…

Расходясь по домам, мы сгребли в карманы остатки пряников — ребятишкам на гостинцы. На подносе остался лежать кнут.

Я попал на остров людоедов. Правда, называется он теперь «Остров вегетарианцев», и газеты пространно пишут, что его обитатели больше не едят гомо сапиенсов.

А меня схватили, посадили в котел и стали разводить под ним огонь.

— Что за странный обряд? — спросил я. — Вы хотите меня искупать?

— Да, да, да! — потупился шеф-повар. — В таком виде мы вас к столу не пустим. На вас микробы, бациллы, палочки Коха, вирусы, стрептококки. Одним словом, инфекция. Мы не дикари, и к прошлому нет возврата.

Вода быстро согревалась.

— Когда мы были еще людоедами, — сказал шеф-повар, облизываясь, — мы обмывали клиентов мочалкой. Но теперь вся эта лишняя волокита, слава богу, упразднена.

Вода стала такой горячей, что я наконец понял то, что не хотел понимать. Я попал в лапы к заурядным людоедам.

— Вы хотите меня съесть? — с ужасом спросил я.

— Как вам сказать… В некотором роде, да. Мы хотим вас познать, то есть основательно продегустировать. Но вы должны нас понять. Если бы вы были в нашей шкуре и вам попался такой лакомый кусочек, разве вы бы от него отказались?

— Но весь мир знает, что вы подписали декларацию о вегетарианстве.

— Тот факт, что вы кипите в котле, еще ни о чем не говорит. Наш остров вегетарианский на 99,99 процента. Мы — это исключение. Не обращайте на нас внимания. Будьте выше этого.

Они подбросили дров в костер.

— Эта доля процента имеет тенденцию к повышению или к понижению? — спросил я слабеющим голосом.

— Конечно, к понижению. Уж ваши дети смогут приехать на остров и не встретить опасности.

— Но почему бы вам не изжить эту сотую долю и уже сегодня не перейти на стопроцентное вегетарианство? — спросил я, собрав последние силы. — Сто процентов! Как это звучит! Какая музыка! Ни одной фальшивой ноты!

— А за что же в таком случае мы будем бороться? — удивился шеф-повар. — Для нас эта сотая доля процента важнее, чем остальные 99,99. Она не дает почивать на лаврах, мобилизует. Кроме того, мы просто-напросто умерли бы с голоду.

Они вооружились ножами и вилками, а я, забыв, что едят именно меня, а не чужого дядю, запел бодрую песнь об этой малой, но славной доле процента, которая оттеняет достижения и без которой мир никогда бы не узнал, что они борются с людоедством.

Я дал объявление о пропаже нимба, хоть у меня его никогда не было. Этим самым я хотел подчеркнуть, что он у меня был.

На другой день чуть свет в мою дверь постучал скромный, благообразный старикашка. Под мышкой он держал что-то такое, что светилось даже сквозь газету.