Михаил Колосов - Похвала недругу

Майор осмотрел записку: «…ona lübit drugogo…»

— «Опа», «опа», — повторил майор. — Это конец какого-то очень знакомого слова, не могу вспомнить. Серьезный шифр, — сказал он, — такого еще не встречал, — и отправил на исследование. А старику сказал: — Спасибо, папаша. Бдите и дальше. Без народа мы, сами знаете…

— Да че уж там… Если вы сумлеваетесь насчет пирожка, так я его не кусал. А ежели вам еще надо, могу принесть, тут вот рядом, по пятаку штука. Ась?

Скорый поезд третьи сутки мчится по горным вершинам. Четвертые сутки следит за международным купе молодой, голубоглазый, веселый, белокурый лейтенант Юшкин, который очень любил читать книжки. Пятые сутки иностранцы не выходят в туалет. Это казалось странным.

Вдруг в вагон вошел продавец пирожков. Он был весь забинтован, как египетская мумия.

— Куда прешься, морда? — вежливо попытался остановить его проводник. — Не видишь, шпиенов везем?

Но торговец выхватил из лотка пирожок и заткнул им рот проводнику. А сам, подмигнув Юшкину, вошел в купе к иностранцам.

Прошли сутки, а пирожник все не выходил из купе. Тогда Юшкин подошел к двери и услышал массовое чавканье. «Едят пирожки!» — догадался Юшкин и рванул дверь.

На последней остановке долговязый сошел с электрички и быстро зашагал. Ушкин спросил у него:

— Завтра как? Куда поедешь?

— На рыбалку, а сейчас — спать.

Но Ушкина не проведешь, он продолжал следить за долговязым, который почему-то не пошел в дом, а направился в маленькую деревянную пристройку и долго оттуда не выходил. Слышались звуки — он почему-то кашлял.

В купе Юшкин увидел труп одноглазого, он был совсем мертвый. На столике работал магнитофон и издавал чавканье. И — ничего подозрительного на первый взгляд. Но тут Юшкин заметил на полу пирожок. Поднял его, положил на столик, нашел под лавкой топор и рубанул. Но не тут-то было! На пирожке даже царапины не осталось. Юшкин осмотрел пирожок и увидел на нем Знак качества и чернильный штамп: «Ночная выпечка. Мосгорпищекомбинат».

— Крепко сработано! — с гордостью подумал вслух про себя Юшкин. — Придется отправить в лабораторию, там его автогеном вскроют.

Майор, не показывая вида, явно волновался: время идет, а записка расшифровке не поддается. Позвонила жена и сказала, чтобы он принял таблетку. «Какая она!..» — подумал он с нежностью.

И вдруг вбегает шифровальщик и кричит:

— Эврика! Эврика!

— Как, опять? — удивился майор. — Уже ж было одно издание!

— В записке написано: «Она любит другого».

— Я так и знал! — воскликнул майор. — «Опа» — это же ее окончание, Европа! Все ясно. Рука третьей державы, хотят поссорить. Ни за какие пирожки! Грубая работа! Нас не поссорить! Сзывайте всех, снимайте с постов. — И, когда все собрались, майор объявил: — Операция «пирожок» закончена. Благодарю за внимание. Идите по домам и встречайте Новый год.

— А как же долговязый? — спросил Ушкин.

— Это хороший парень, наш. Немного свихнулся — выпивает. Введен для удлинения повести. Можешь любить его сестру.

— А как же забинтованный пирожник и немка? — спросил Юшкин.

— О, с забинтованным просто. Мы точно такого же поймали в саду больницы Склифосовского. А немка? А немки никакой и не было. Это была наша Люся! — Майор набрал номер иностранного посольства. — Господин посол, хочу вас обрадовать. Пирожок найден. Да. Даже два. Один, правда, надкусан, но совсем немного. Можете взять любой. Деньги, к сожалению, не обнаружены.

— О, деньги — пустьяки, — сказал посол. — Дрюжба дороже денег.

Майор шел домой и слышал, как звуки кремлевских курантов сливались со звоном бокалов с шампанским: люди, ничего не подозревая, спокойно встречали Новый год в своих семейных кругах.

Лучше всего работать в Домах творчества. Это испытано многими годами, так что можете верить.

Путевку я обычно беру поздней осенью, когда там уже нет никаких соблазнов, когда ни море, ни лес, ни горы уже не манят и красивые женщины в шортиках мимо окон не дефилируют. На улице слякоть, непогода, а ты сидишь в тепле совершенно один и пишешь. Пишешь и пишешь…

При этом советую не скупиться: покупайте номер люкс или, в крайнем случае, полулюкс, чтобы никакие бытовые мелочи вас не отвлекали. Ох уж эти мелочи! Бойтесь их — они как чесотка: вот бы записать хорошую фразу, а тебе приходится откладывать ручку и лезть куда-то чесаться. Пока чесался, фраза испарилась. Люкс вас избавит от мелочных хлопот.

Я поступаю так постоянно. И в этом году своим привычкам не изменил.

Приезжаю. На всем лежит легкая элегическая грусть поздней осени. На пляже — ни души, на прогулочных дорожках — никого, в доме тишина, как в анатомическом музее. Народу мало, а значит, и внимания на каждую творческую душу со стороны обслуживающего персонала приходится больше. А это, замечу, не просто приятно, но очень важно для творческой работы. Встречают меня любезно, оформляют с улыбкой, горничная ведет в мои апартаменты, сама открывает дверь и пропускает меня вперед:

— Вот ваша комната. Недавно отремонтирована. Чистенько. — Заметив на столе белые ошметки сухого мела, она быстро смахивает их, пояснив: — С потолка сыплется, но это ничего…

— Ничего, — соглашаюсь я.

Горничная знакомит меня с распорядком дня, отдает ключи и предупреждает вежливо:

— Как раз время обеда. Не опоздайте.

В столовой народу редко — человек пятнадцать всего. И ни одного знакомого! Что может быть лучше для творческой работы? Ничего!

Мужская половина — народ все пожилой, степенный, женщины им под стать: совсем почти старухи. Прелесть! Ибо, как сказал один умный француз, женщины способны вдохновить на великие произведения, но никогда не дадут их осуществить. Так что лучше от них подальше. Это очень легко сделать, когда вам под семьдесят, хотя вы и ходите все еще в молодых…

После обеда я принялся раскладывать вещи — бумагу и ручки на стол, рубашки в шкаф, бритву, мыло — все по своим местам. В шкафу дверь не запиралась, пришлось уплотнить ее газетой. Но и газета ее почему-то не держала: стоило пройти мимо, как дверь тут же со скрипом отворялась. Скрипели и другие двери. Это всегда раздражает и мешает работе. Поэтому в ужин свое масло я не съел а, завернув его в салфетку, принес в номер. Снимая поочередно двери с петель, я аккуратно смазывал их и снова навешивал. Результат был отличный: двери стали работать «как по маслу». Смазал и дверцу в шкафу — она тоже перестала скрипеть. Но зато и открывалась теперь от малейшего движения воздуха.

Работа с дверями заняла у меня все время до полуночи, спать повалился усталый и довольный: благое дело сделал, кто-то, кто будет жить здесь после меня, оценит, добрым словом помянет.