Михаил Колосов - Похвала недругу

— Неужели? Но ведь он, как никто другой, должен понимать, что такое творчество!

— Он и понимает. Но у него есть жена, которая спит и видит свою дочь знаменитостью. Да и сама доченька — она ведь с пеленок живет только в Домах творчества — среди писателей, артистов, художников, иной атмосферы не знает и знать не хочет. Есть и другой расчет: если сама не выбьется, может, заарканит себе в мужья более удачливого балбеса. А пока вот этот хороший по всем статьям писатель мучается сам и мучает редакции сочинениями своей дочери. Кстати, она учится у нас же, в «Нияслях».

— Пишут-то хоть под псевдонимами? Наверное, неудобно печататься под одной фамилией?

— Почему неудобно? Наоборот, удобно: все знают, кто есть кто, кто чей, кому брат, сват, сын, зять, теща… Это облегчает молодым пробивать себе дорогу. Некоторые родители уже с рождения планируют именно такую карьеру своим детям, поэтому дают им свои же имена или, по крайней мере, схожие инициалы, чтобы легче было внедрять свое чадо. К примеру, все думают, что печатается все тот же И. Петров, а оказывается, это уже младший И. Петров. Тот Иван, а этот — Игорь. Когда укоренится и младший, начинают размежевываться — на Ивана и Игоря. Правда, один чудак-папа посоветовал своему сыну взять псевдоним, и теперь оба локти себе грызут. Сын принесет в редакцию свои стишки, а его заворачивают: «Слабо, мол, да и знать не знаем такого поэта — Иноземова». Тогда идет сам папа — Земов и доказывает свое отцовство. Но там уже от своего решения не отступают. Недавно у сына книжка вышла, так папа уже десять пар обуви истоптал, а рецензию на нее никак не пробьет. Нет, псевдоним не всегда помогает. Особенно, если папа знаменит, ни в коем случае не надо скрываться под псевдонимом. Вот мой младший, дурачок, все примеривает на себе разные псевдонимы. Но он несмышленыш еще, что с него взять?

— А может, наоборот: надеется сам утвердить свое собственное имя?

— Ради бога! — развел великодушно руками Неваляйкин. — Продолжим?

— Нет, хватит. — Я отложил в сторону «Справочник». — Убедил. Ну и что же это происходит и как это называется? — спросил я, стараясь смутить Неваляйкина.

Но он ничуть не смутился, а, поняв, что вопрос относится и к нему, посерьезнел и даже изобразил на лице обиду.

— Как что? Забота о молодой поросли, о смене нашей. Неужели непонятно? Печемся о будущем нашей родной литературы. А ее будущее в руках наших родных детей. Это, кстати, мой афоризм! — погордился он.

— Очень глубокий, а главное — точный афоризм! И как сказывается такая преемственность на качестве литературы?

— Очень даже положительно сказывается! Тут ведь действуют гены! Рабочие династии — это хорошо? Хорошо! А писательские династии — еще лучше! Мои гены умножаются в моих детях и количественно и качественно.

— Количественно — да, но качественно ли?

— Только так, друг мой! Гены — великое дело!

— У Толстого вон сколько детей было, сам какой талантище, а гены ни в одном не сработали. У Пушкина было четверо, за полтораста лет столько потомков расплодилось, а гены тоже молчат. Говорят, устали. А у нынешних почему-то не устают, работают, как атомные реакторы!

— Время другое. Гены сейчас — как автогены, работают, аж искры летят, незащищенными глазами не смотри — обожжешься!

— Ну, хорошо. Твои гены у твоих детей, а вот у этого? Ведь сын-то ему не родной, пасынок, а тоже в писатели тянет.

— Гены сейчас не только в крови, — учено заметил Неваляйкин, — они даже в воздухе витают и очень быстро передаются при тесном общении.

— Наверное, в других видах искусства такое невозможно? — с надеждой на отрицательный ответ спросил я.

— Ха-ха! — по-мефистофельски засмеялся Неваляйкин. — В других это дело давно и так крепко накатано, что уже никто внимания не обращает. Потому там и достижения имеем недосягаемые. Возьми кино, театры. Мы от них на три поколения отстали! Вот, пожалуй, Большой театр тоже пока отстает в этом деле. Зато эстрада, эстрада!.. Дитя еще из пеленок не выбралось, соску еще не выплюнуло, а его уже тащат на сцену, на народ, под юпитеры! А ты говоришь!..

Нет, я уже ничего не говорил. Да и что тут скажешь?

Прочитали вы эти незатейливые истории и, вижу, морщитесь, недовольно.

Не надо.

И не уподобляйтесь гоголевскому городничему, не спрашивайте автора: «Над кем смеешься?»

Ибо я тоже уподоблюсь тому же бессмертному персонажу, человеку мудрому и многострадальному, и отвечу вам: «Над собой смеюсь».

Честное слово — над собой. Только над самим собой. Исключительно — над собой, и ни над кем больше.

Бросил тень на вас? Ничуть не бывало! Каким же надо быть великим, чтобы заслонить такое большое?! Вы мне просто льстите. Не надо.

Не надо, и — успокойтесь.

Успокойтесь и занимайтесь своим делом, если считаете, что оно приносит пользу народу и отечеству нашему.