Михаил Колосов - Похвала недругу

— Много народу, ой много! А вы заметили, вода в море солонее стала? Отчего?

— Да-да!.. — подхватил тут же квадратный. — Верно, верно — солонее! И никому до этого нет дела!

Пробивные молодые — усатые, волосатые и бородатые парни и шустрые, кокетливые девицы — оккупировали дальний угол пляжа плотным шумным клубком: оттуда слышались громкая декламация, смех, аплодисменты.

Некоторые из них еще несмело, но уверенно просачивались к первым двум группам. Одни уже достигли цели и стояли возле маститых, заинтересованно следили за игрой, другие топтались на подступах к знаменитым, с умным видом прислушиваясь к проблеме, третьи были где-то на полпути к этим двум группам.

Середняки — неорганизованная публика, их тела валялись по всему пляжу в самых разнообразных позах, как трупы после мамаева побоища.

Неваляйкин шел и видел, как все обитатели пляжа, словно подсолнухи за солнцем, поворачивали свои головы в его сторону. К какой группе подойти — он решил не сразу. Затеряться среди массы середняков? Ни в коем случае! Не за этим он приехал сюда! К маститым? Неловко… К ним чуть попозже… К молодым? С какой стати! Сами приползут — будут искать покровительства. Хотя с молодыми нынче надо быть осторожным: есть данные, что кое-кто из них вот-вот прыгнет очень даже высоко. С этими надо дружбу крепить заранее…

«А сейчас — к знаменитым!» — решил Неваляйкин и направился к трем забронзовевшим фигурам. Как с равными поздоровался, принял и поддержал шутейные замечания по поводу своего наряда и, получив прозвище Синяя птица, тут же превратившуюся в Синего кондора, он с полным знанием дела включился в общий разговор.

Когда тема была исчерпана, квадратный предложил:

— Ну что, братцы, скупнемся? — и все не спеша направились к морю.

Неваляйкин купаться не стал, он медленно ходил у самой воды, нагибался, поднимал интересные камешки, показывал их тем, кто оказывался поблизости, был общительным, демократичным и загадочным. Перед самым обедом нашел огромную корягу, выброшенную волной, и потащил ее к себе в номер. По пути объяснял всем, что в этой коряге он видит оленя с роскошными рогами.

К концу дня номер Неваляйкина уже был завален камнями, корягами, бревнами и другим разным мусором, который море обычно выбрасывает за ненадобностью на берег.

Никона Никоновича с супругой Эразм встретил только вечером — они приехали на директорской машине откуда-то из гостей и, раскланиваясь налево и направо, направлялись к лифту. Огромная лысая голова Никона, похожая на голыш, обглоданный морем, полированно блестела под светом люстр.

Неваляйкин подбежал к Никону, схватил его за руку, сжал ласково:

— Никон Никонович, здравствуйте!

Никон, веселенький, добренький, заулыбался в ответ, силясь в то же время вспомнить, кто этот человек и где он его видел. Жена Никона, Ираида Юрьевна, тонкая, длинная, раза в два выше своего супруга, сняв очки, откровенно рассматривала Неваляйкина узкими — под японку, подслеповатыми глазками.

— Я — Неваляйкин, — напомнил ему Эразм.

— Да ну что вы! Знаю же я вас, знаю отлично! — воскликнул Никон. — Работать или отдыхать приехали?

— Работать, Никон Никонович, работать!

— Ну-ну… Желаю удачи. Еще увидимся. Спокойной ночи, — супруги вошли в лифт и вознеслись к себе в номер.

Вслед за ними удалился и Неваляйкин. Однако спать он не лег — его обуяла творческая страсть. Взгромоздив на кровать чемодан, он извлек из него дрель с набором сверлышек, полдюжину напильников, столько же стамесок с лезвиями различной ширины, нож, молоток, клеи — БФ-2, БФ-6, казеиновый, столярный в гранулах, эпоксидный, суперцемент польского производства… Достал целлофановый мешочек с пуговицами разного калибра и цвета — будущие глаза птиц и животных. Разложил это и принялся за работу.

А на другой день утром он подарил Ираиде Юрьевне фигурку, склеенную из камней разной величины, подобранных у моря.

— Что это? — воскликнула Ираида радостно. — Какая чудесная штучка!

— Это Мишка Олимпийский, — объяснил Неваляйкин.

— Как похож! Как похож! — крутила она тяжелую фигурку, не сразу определив, где у нее перед, а где зад.

И каждый, кто проходил мимо стола Никона Никоновича, непременно останавливался, осматривал Мишку, и восторгам не было конца. А супруга Никона Никоновича сказала мужу:

— А он милашка, этот твой Неваляйкин! Славный мужч… мальчик!

Потекли обычные будни домотворческого житья. На пляже Синий кондор очень быстро стал своим человеком во всех группах. Каждый раз он находил на берегу что-то необыкновенное — камень ли, ракушку ли, — носился с ними, показывал всем, демонстрируя свой ум и необузданную фантазию. С женщинами ладил: был чуток, внимателен, ласков, остроумен, и… только. Дальше грань этих милых отношений старался не переступать.

В столовой он непременно проходил мимо стола Никона Никоновича и всякий раз желал ему и его супруге приятного аппетита, справлялся о здоровье. Делал им мелкие услуги: утром занимал и на их долю лежаки на пляже, брал заранее билеты в кино, помогал Ираиде нести корзиночку с фруктами, когда ездили на рынок.

Но недели через две, когда Синий кондор примелькался и стал уже привычным атрибутом курорта, Неваляйкин начал искать средство, чем бы взбудоражить здешнее общество и снова обратить на себя внимание. И он это средство нашел.

В один прекрасный день на дверях столовой появилась большая самодельная афиша:

Во внутреннем дворике, который именовался здесь Зимним садом, Неваляйкин развернул обширную выставку. На подставках из стульев, табуреток, чурбачков были расставлены многочисленные коряги, куски бревен, камни величиной с воробьиное яичко и до глыб в два обхвата. Под каждым стояла подпись: «Мамонт», «Фламинго», «Олень»… Когда все названия из трехтомного Брема были исчерпаны, в ход пошли библейские: «Моисей», «Адам», «Ева». Или просто: «Фантасмагория».

После обстоятельного объяснения соавтора этих творений и максимального напряжения человеческой фантазии можно было и в самом деле узреть в камне очертания мамонта, а в разветвленном корневище — голову оленя. Единственно, что было сотворено в реалистической манере и имело сходство с натурой, так это многочисленные яйца: «Яйцо голубя», «Яйцо курицы», «Яйцо страуса» и даже «Яйцо динозавра». Последнее собирало возле себя особенно большое число зрителей и толкователей.

Разумеется, Никон Никонович с супругой получили от Неваляйкина персональное приглашение на выставку. Он сам их и сопровождал по ней, давая подробную расшифровку каждому экспонату. Никон Никонович в ответ только покачивал головой, а его супруга все время приговаривала: «Мило!.. Мило!..»