Михаил Жванецкий - Большое собрание произведений. XXI век

Нельзя с ним говорить после успеха.

После его успеха надо показывать большой палец издали!

Мне всё время хочется договориться.

Мне со всеми хочется договориться.

Давайте, вы управляете-управляете-управляете, а я вас высмеиваю-высмеиваю-высмеиваю, и нам всем за это платят и платят, и платят люди, которые видят вас и слышат меня – за ваш и за мой труд.

Ведь это же будет честно!

Деньги – это сама жизнь, потому что это деньги.

Значит, люди – это не просто крики одобрения – это одобрение, на которое и вы, и я сможем что-то себе купить: одежду или лекарства, чтобы продолжать, вы – управлять, а я – высмеивать ваше управление.

Если население платит и вам, и мне, значит, им нравится и то, и другое.

И больше денег у того, кто лучше справляется.

Честно? Честно.

Когда начнём?

Да – это тяжело, но это честно.

А пока моя задача – не ввязываться ни во что, ибо рулить я не умею.

Посетитель пришёл наниматься на работу к Владельцу.

Владелец: Теперь ты понимаешь, что тебе понадобится, чтобы у меня работать? Ты так вроде парень шустрый. Но я не знаю, как ты справишься.

(Молчание владельца.)

Посетитель: Спасибо. (Молчание владельца.) Понятно. (Молчание владельца.) Значит, я вам не подхожу? (Молчание.) Пойду, наверное. (Молчание.) До свидания.

Владелец: Мы тут брали одного. Там такие претензии. Он думал, деньги дармовые. А тут, оказывается, вкалывают. А в сезон рабочий день не ограничен. Понимаешь?

Посетитель: Понятно. Я работы не боюсь. (Молчание владельца.) Работа мне знакома. Я вам всё рассказал. Но я не навязываюсь. (Молчание владельца.) Ну нет так нет… Я вас правильно понял? Не берёте? (Молчание владельца.) Ну ладно. Нет так нет… (Молчание владельца.) Я пошёл. До свидания.

Владелец: Пойми, это только кажется, что деньги дармовые. Они мои! Я, блин, под пулями это всё строил.

Посетитель: Так я ведь не спорю. Нет так нет…

Владелец: Да я не об этом.

(Молчание владельца.)

Посетитель: Ладно. Я пошёл. До свидания.

Владелец: Примерь.

Посетитель: Чего?! Куртку, что ли? (Молчание владельца.) Чего? Костюм, что ли? Надеть? (Молчание владельца.) Ну, извините, если не понравился. (Молчание владельца.) Цвет такой. Пошёл я… Поищу в другом месте…

Владелец: Выходи с понедельника.

Посетитель: У вас, что ли? (Молчание владельца.) А кем? Я тогда останусь… (Молчание владельца.) А куда выходить? (Молчание владельца.) А кем вы меня берёте? (Молчание владельца.) А когда выходить? (Молчание владельца.) Ладно, договорились – в понедельник в восемь утра я у вас. (Общее молчание.)

В Одессе на морвокзале.

Толпа провожает или встречает.

Полная женщина в американской одежде на русское тело.

И вдруг она подскочила ко мне, будто вырвалась:

– Вы знаменитый юморист?

– Нет.

Она тут же бросилась к своим.

– Он говорит – нет.

Они ей что-то тихо сказали.

Она подскочила:

– Они говорят, вы – известный юморист.

– А я говорю – нет.

Она бросилась к ним с криком:

– Он говорит – нет. Он говорит – нет. Что вы мне голову морочите?

Они ей что-то тихо сказали.

– Кто-то из вас меня обманывает. Я из Америки. Вы – не известный юморист?

– Нет.

– А они говорят – да. Постойте тут.

– У меня нет времени.

– Постойте две минуты. Он говорит – он не известный юморист.

Они ей что-то тихо сказали.

– Так вы – известный юморист? Вы мне скажите: да или нет?

– Я не знаю.

– Он не знает. Если он не знает, откуда вы знаете… Они такое придумают, лишь бы деньги заработать. Могут любого назвать или знаменитым, или юмористом. Когда у них нет воды, ни горячей, ни холодной, и неизвестно, когда будет, у них это начинается, извините меня, пожалуйста. Я живу в Лас-Вегасе, я их спрашиваю: где Одесса? Они говорят: здесь! Я им говорю: нет. Где вода? Где свет? Где скумбрия?

– Мадам, – сказал я. – С чем вы сравниваете? Одессу надо сравнивать с Одессой. А вы с чем сравниваете? Вы КГБ помните? Идите быстрее.

– Всё! Я знаю, кто он. Как я догадалась. Быстро грузите вещи!.. Нет! Сначала меня. Чёрт с ними, с вещами… Лучше я буду на борту, а вы будете кричать с причала… Так легче разговаривать.

– КГБ может снять с парохода, – шепнул я.

– Всё! Я поняла. Мне всё понравилось в Одессе. Сказочный город. Америка – дыра! А эти казино, эта эксплуатация человека человеком – Маркс был прав. Не надо вносить вещи – кидайте вещи на борт… Я в восторге от Одессы. Не загораживайте трап… Я гражданка Америки, чтоб она горела, и я хочу домой.

В советское время – счастливое время было счастливым оттого, что у всех были свободные мозги.

Кормили кашей.

Одевали в обмундирование.

Выучивали устав…

Кто думал о заработке?

Думали о дружбе, о книге, о любви, о турпоходах.

Все читали книги – в метро, в КБ, в очереди.

Какая мысль гложет?

Стой себе в очереди.

Полдня за молоком.

Полдня за сыром.

Полдня за мясом.

Полдня за сапогами.

Стой спокойно, расслабленно, пять минут – шаг вперёд.

Думай, о чём хочешь, читай, вспоминай прочитанное, пиши письма, романы.

Учи английский, общайся, принимай поздравления с днём рождения.

И ты не один.

И ты движешься по замысловатому маршруту.

Жена знает, где ты, ты знаешь, где она.

Тёща еду в очередь носит.

Это отдых для мозгов.

Следующий отдых для мозгов – собрание.

Производственное, партийное, комсомольское.

Поднять, укрепить, создать.

Производительность, дисциплину, атмосферу.

Кто возражает, кто согласен?

Да все!

И думай о своём.

Два часа свободного времени.

А потом ещё два часа добираешься домой с друзьями через пивную, через вокзал, буфет.

Кто сейчас так сидит, у кого свободные мозги?

А ещё Советская власть обожала КБ, НИИ и Управделами Академии наук.

Все курилки – битком…

В туалетах меряют дублёнки.

А в комнатах – настроение…

Начальник войдёт – ты животом ящик задвигаешь.

К начальнику войдёшь – он животом задвигает.

А в ящике – детектив, рюмашка, огурчик, колбаска, горчичка…

Мозги свободны.

И советские труженики не боялись тонкого юмора и сложных стихов, литературы, произнесённых со сцены вслух.

Ибо место для их размещения всегда находилось.

А также для бардовской песни, розового заката и сплавления вниз по бурной реке.

Ибо было великое противостояние двух генеральных систем – всеобщего равенства, дружбы и борьбы за производительность труда, с одной стороны, и неравенства, конкуренции и уже высокой производительности труда, с другой.

И в пику обществу потребления нами было построено общество чистых гуманитариев, погруженных в журналы, стихи, песни, реки и тайгу.