Михаил Жванецкий - Большое собрание произведений. XXI век

Общество гуманитариев пело, читало и защищало диссертации, время от времени испытывая нужду в продуктах питания.

Но это считалось для поэтов естественным состоянием.

Как волны накатывались поэты и барды на скалистый берег коммунизма и откатывались, крупно вспененные и шумные, и снова собирались и сочиняли, и снова с грохотом и гулом под овации налетали на скалы грудью, ногами и лицом.

Это было дружное общество борцов с собственным построением социализма.

С коммунизмом боролся каждый.

Кто здесь родился – от первого секретаря до дворника, только что защитившего диссертацию по прозе Лермонтова – все боролись с коммунизмом, этим самым подпирая и укрепляя его и не давая ему упасть.

Все работали после работы и собирали тысячные толпы отдыхающих после отдыха на работе.

Читали и передавали, пели и разучивали.

Тогда стали понимать стихи.

Сложная поэзия Мандельштама перестала быть сложной и запоминалась мгновенно.

Сложнейшие формулы физики были развлечением для слесарей.

А у синхрофазотрона трудились обычные деревенские парни.

Временами по Красной площади ездила артиллерия и ракеты.

И музыка звучала в этот день с утра.

И что-то выбрасывалось, подбрасывалось, выкидывалось в виде булочек и бутербродов.

С песнями и стихами было хорошо.

Еды не было по-прежнему, по-видимому, по-пустому (из грамматики).

Не давалась гуманитариям еда.

Не заполняла она столы и прилавки.

Не давалась одежда.

Что-то надо было продавать.

А песни писала вся страна.

И продать их было трудно.

Особенно за границу в общество потребления.

Там тоже потребляли пищу и не хотели песен.

Там тупо и однообразно вкалывали, усыпая себя вещами и магнитофонами.

Не имея сил петь и сплавляться по горным потокам.

Там построили себе общество неимоверного труда и кровавого спорта, собирая со всех деньги и выплачивая спортсменам.

Там платили за всё, что продавали.

Отчего было много продуктов и товаров, чтобы это всё продавать.

Там не пели просто так хором и в лицо друг другу, там продавали хоры и покупали голоса.

Петь просто так было запрещено.

Физики у них не шутили, а клепали бомбу, секреты которой продавали нам шпионы.

Хотя и были поклонники нашего строя, но оставались там и продавали их тайны.

Наши тайны там шли плохо.

Один автомат, один самолёт.

Стихи не брал никто.

Юмор не переводился.

Шла икра, веками вынимаемая из животов наших рыб.

Там непрерывно изобретали велосипеды, лекарства, транзисторы и Интернет.

Чтобы заработать и продать.

И ещё заработать и ещё продать.

Наши, побывавшие там, возвращались, обвешанные транзисторами, сандалиями, и долго и туманно говорили о свободе и слушали транзистор.

Постепенно привлекательность вещей стала расти, особенно у наших женщин, которые всегда предают тылы мужчин и выбивают из них волю и непреклонность.

Мужчины в ногах валялись у властей, чтоб поехать и привезти вещи и косметику.

Противостояние стихов и косметики продолжалось аж долгих 80 лет, и женщины победили.

Они перестали петь и стали хорошо пахнуть.

Мужчины отбросили гитары и сели за руль.

Дети выбросили книги и ударили по кнопкам.

Со сцены застучали ударники-стукачи.

И матерным светом засветилась попса.

Такая мелкая, чёрненькая, въедливая, проникающая сквозь мельчайшие щели и запоминающаяся не творчеством, а местом пребывания.

Учёные стали продавать, не изобретая, тело, мозги, степени и метрики.

Спортсмены поменяли массовость на отъезд с продажей мастерства на Запад.

Газеты перестали анализировать и стали продавать случаи и катастрофы.

Появились журналы, продающие шёпот первой брачной ночи.

Секс стал прозрачным, покупным и продажным.

Вначале продавали по одному, а потом попарно, разнополый и однополый.

Дабы покупатель мог сам смотреть или сам участвовать.

Песни продавались незапоминаемые, чтоб чаще сменять друг друга.

Что толку, если народ поёт одну песню и больше не покупает.

Книги читаемо-выбрасываемые или выбрасываемо-читаемые.

Их жизнь – как у продажной женщины – одна ночь или два вечера.

Юмор приобрёл внешность…

И потерял авторство.

Он стал похож на огромную свалку, где копошатся будущие и бывшие.

Юмористы выбирают для себя репертуар, а публика с удовольствием наблюдает.

Поступило в продажу искусство для освобождения мозгов, души, желудка.

Прямо видно на экране, как освобождается организм от съеденного, выпитого, наболевшего и пережитого.

Это так! И кто осудит?

Были мозги свободными – искусство было задачей.

Стали мозги занятыми – оно стало ответом.

Сидим мы, люди, оттуда перешедшие сюда, и плюёмся – какая пошлость.

А это – освобождается организм.

Шахматы сверху опустились вниз и расчертили поле.

Не жизнь, а риск и расчёт.

Этот разбогател и перешёл из пешек в короли.

Богатые перестали спиваться – риск велик.

В сорок лет денег нет и не будет.

– Нефть, нефть! – кричат они уже лет двадцать.

Почему у нас с едой не сложилось?

Голод в Поволжье, на Украине – в самых плодородных местах.

И голодают те, кто выращивает.

И сегодня у них магазины состоят из сникерсов и мороженых креветок.

Господи! Меняются уклады, а голод стоит неподвижно, как Кремль посреди России.

Уже и душевные враги евреи в пустыне выращивают и выкармливают, а мы всё объясняем, кто был виноват в тридцатые.

А кто был виноват в 19-м, 18-м, 17-м?

Сейчас все уселись вдоль трубы.

И так – с танцами и песнями провожают каждый баррель.

И слово какое пенистое.

С Востока на Запад.

Теки-теки, изделие земли.

Оттуда деньги в мешках передают.

Но не дают их нам потратить широко образованные вожди и министры, чтоб мы не распухли, не упились, а чтобы деньги ценность сохраняли в мешках и цилиндрах.

Сидим мы, смотрим, как они в мешках свою ценность сохраняют, а мы свою – в плохо пригнанной одежде.

Не дают нам расстаться с голодом.

Старики и старухи со следами былой красоты, как их песни, стихи и книги, мало едят и уже не рассчитывают ни на государство, которое правильно сохраняет ценность денег, ни на своих детей, безумно занятых мозгами.

Вышеперечисленным, нижесказанным.

Как заработать, как потратить, чтоб заработать.

Как купить, чтоб продать, как сесть поближе к трубе и целовать её нежную чугунную поверхность.

А кроме этого – главное – родители уже не помогают в юности и не мешают в старости.

Они иногда нужны для зачатия и вскармливания.

Детское питание набрало высоту, а компьютер отодвинул родителей просто за дверь.

С родителями покончено в детстве.

И смешно принимать их претензии во взрослом виде.