О. Генри - Неоконченный рассказ - английский и русский параллельные тексты

Another dime was to be added to her small store of savings; and five cents was to be squandered for licorice drops-the kind that made your cheek look like the toothache, and last as long. Еще десять центов Дэлси хотела добавить к своим скромным сбережениям, а пять - промотать на лакричные леденцы, от которых, когда засунешь их за щеку, кажется, что у тебя флюс и которые тянутся, тогда их сосешь, так же долго, как флюс. The licorice was an extravagance-almost a carouse-but what is life without pleasures? Леденцы были, конечно, роскошью, почти оргией, но стоит ли жить, если жизнь лишена удовольствий! Dulcie lived in a furnished room. Дэлси жила в меблированных комнатах. There is this difference between a furnished room and a boarding-house. In a furnished room, other people do not know it when you go hungry. Между меблированными комнатами и пансионом есть разница: в меблированных комнатах ваши соседи не знают, когда вы голодаете. Dulcie went up to her room-the third floor back in a West Side brownstone-front. Дэлси поднялась в свою комнату - третий этаж, окна во двор, в мрачном каменном доме. She lit the gas. Она зажгла газ. Scientists tell us that the diamond is the hardest substance known. Ученые говорят нам, что самое твердое из всех тел - алмаз. Their mistake. Они ошибаются. Landladies know of a compound beside which the diamond is as putty. Квартирные хозяйки знают такой состав, перед которым алмаз покажется глиной. They pack it in the tips of gas-burners; and one may stand on a chair and dig at it in vain until one's fingers are pink and bruised. Они смазывают им крышки газовых горелок, и вы можете залезть на стул и раскапывать этот состав, пока не обломаете себе ногти, и все напрасно. A hairpin will not remove it; therefore let us call it immovable. Даже шпилькой его не всегда удается проковырять, так что условимся называть его стойким. So Dulcie lit the gas. Итак, Дэлси зажгла газ.

In its one-fourth-candlepower glow we will observe the room.	При его свете силою в четверть свечи мы осмотрим комнату.
Couch-bed, dresser, table, washstand, chair-of this much the landlady was guilty.	Кровать, стол, комод, умывальник, стул - в этом была повинна хозяйка.
The rest was Dulcie's.	Остальное принадлежало Дэлси.
On the dresser were her treasures-a gilt china vase presented to her by Sadie, a calendar issued by a pickle works, a book on the divination of dreams, some rice powder in a glass dish, and a cluster of artificial cherries tied with a pink ribbon.	На комоде помещались ее сокровища, фарфоровая с золотом вазочка, подаренная ей Сэди, календарь-реклама консервного завода, сонник, рисовая пудра в стеклянном блюдечке и пучок искусственных вишен, перевязанный розовой ленточкой.
Against the wrinkly mirror stood pictures of General Kitchener, William Muldoon, the Duchess of Marlborough, and Benvenuto Cellini.	Прислоненные к кривому зеркалу стояли портреты генерала Киченера, Уильяма Мэлдуна, герцогини Молборо и Бенвенуто Челлини.
Against one wall was a plaster of Paris plaque of an O'Callahan in a Roman helmet. Near it was a violent oleograph of a lemon-coloured child assaulting an inflammatory butterfly.	На стене висел гипсовый барельеф какого-то ирландца в римском шлеме, а рядом с ним -ярчайшая олеография, на которой мальчик лимонного цвета гонялся за огненно - красной бабочкой.
This was Dulcie's final judgment in art; but it had never been upset.	Дальше этого художественный вкус Дэлси не шел; впрочем, он никогда и не был поколеблен.
Her rest had never been disturbed by whispers of stolen copes; no critic had elevated his eyebrows at her infantile entomologist.	Никогда шушуканья о плагиатах не нарушали ее покоя; ни один критик не щурился презрительно на ее малолетнего энтомолога.
Piggy was to call for her at seven.	Пигги должен был зайти за нею в семь.
While she swiftly makes ready, let us discreetly face the other way and gossip.	Пока она быстро приводит себя в порядок, мы скромно отвернемся и немного посплетничаем.
For the room, Dulcie paid two dollars per week.	За комнату Дэлси платит два доллара в неделю.
On week-days her breakfast cost ten cents; she made coffee and cooked an egg over the gaslight while she was dressing.	В будни завтрак стоит ей десять центов; она делает себе кофе и варит яйцо на газовой горелке, пока одевается.
On Sunday mornings she feasted royally on veal chops and pineapple fritters at "Billy's" restaurant, at a cost of twenty-five cents-and tipped the waitress ten cents. New York presents so many temptations for one to run into extravagance.	По воскресеньям она пирует-ест телячьи котлеты и оладьи с ананасами в ресторане Билли; это стоит двадцать пять центов, и десять она дает на чай Нью-Йорк так располагает к расточительности.
She had her lunches in the department-store restaurant at a cost of sixty cents for the week; dinners were $1.05.	Днем Дэлси завтракает на работе за шестьдесят центов в неделю и обедает за один доллар и пять центов.
The evening papers-show me a New Yorker going without his daily paper!-came to six cents; and two Sunday papers-one for the personal column and the other to read-were ten cents.	Вечерняя газета - покажите мне жителя Нью-Йорка, который обходился бы без газеты! -стоит шесть центов в неделю и две воскресных газеты - одна ради брачных объявлений, другая для чтения - десять центов.
The total amounts to $4.76.	Итого - четыре доллара семьдесят шесть центов.
Now, one has to buy clothes, and-	А ведь нужно еще одеваться, и...

I give it up.	Нет, я отказываюсь.
I hear of wonderful bargains in fabrics, and of miracles performed with needle and thread; but I am in doubt.	Я слышал об удивительно дешевых распродажах мануфактуры и о чудесах, совершаемых при помощи нитки и иголки; но я что-то сомневаюсь.
I hold my pen poised in vain when I would add to Dulcie's life some of those joys that belong to woman by virtue of all the unwritten, sacred, natural, inactive ordinances of the equity of heaven.	Мое перо повисает в воздухе при мысли о том, что в жизнь Дэлси следовало бы еще включить радости, какие полагаются женщине в силу всех неписанных, священных, естественных, бездействующих законов высшей справедливости.
Twice she had been to Coney Island and had ridden the hobby-horses.	Два раза она была на Кони-Айленде и каталась на карусели.
'Tis a weary thing to count your pleasures by summers instead of by hours.	Скучно, когда удовольствия отпускаются вам не чаще раза в год.
Piggy needs but a word.	О Пигги[1] нужно сказать всего несколько слов.
When the girls named him, an undeserving stigma was cast upon the noble family of swine.	Когда девушки дали ему это прозвище, на почтенное семейство свиней легло незаслуженное клеймо позора.
The words-of-three-letters lesson in the old blue spelling book begins with Piggy's biography.	Можно и дальше использовать для его описания животный мир: у Пигги была душа крысы, повадки летучей мыши и великодушие кошки.
He was fat; he had the soul of a rat, the habits of a bat, and the magnanimity of a cat . . .	Он одевался щеголем и был знатоком по части недоедания.
He wore expensive clothes; and was a connoisseur in starvation. He could look at a shop-girl and tell you to an hour how long it had been since she had eaten anything more nourishing than marshmallows and tea.	Взглянув на продавщицу из магазина, он мог сказать вам с точностью до одного часа, сколько времени прошло с тех пор, как она ела что -нибудь более питательное, чем чай с пастилой.
He hung about the shopping districts, and prowled around in department stores with his invitations to dinner.	Он вечно рыскал по большим магазинам и приглашал девушек обедать.
Men who escort dogs upon the streets at the end of a string look down upon him.	Мужчины, выводящие на прогулку собак, и те смотрят на него с презрением.
He is a type; I can dwell upon him no longer; my pen is not the kind intended for him; I am no carpenter.	Это - определенный тип: хватит о нем; мое перо не годится для описания ему подобных: я не плотник.
At ten minutes to seven Dulcie was ready.	Без десяти семь Дэлси была готова.
She looked at herself in the wrinkly mirror. The reflection was satisfactory.	Она посмотрелась в кривое зеркало и осталась довольна.
The dark blue dress, fitting without a wrinkle, the hat with its jaunty black feather, the but-slightly-soiled gloves-all representing self-denial, even of food itself-were vastly becoming.	Темно-синее платье, сидевшее на ней без единой морщинки, шляпа с кокетливым черным пером, почти совсем свежие перчатки - все эти свидетельства отречения (даже от обеда) были ей очень к лицу.
Dulcie forgot everything else for a moment except that she was beautiful, and that life was about to lift a corner of its mysterious veil for her to observe its wonders.	На минуту Дэлси забыла все, кроме того, что она красива и что жизнь готова приподнять для нее краешек таинственной завесы и показать ей свои чудеса.

Читать дальше