Константин Чубич - Золотой козленок

Та безразлично приподняла плечики:

− Не умирала, не знаю.

− Вероятно, в этот момент он узнаёт о себе много нового от нетерпеливых наследников.

− О-о-о-чень много, − согласилась художница.

Молодые люди шли по центральной дороге, разделяющей кладбище, выискивая глазами наиболее впечатляющие памятники. Извечная тема не могла оставить равнодушным нашего героя, и отрезок пути он посвятил видению предмета:

− Посреди покойников чувствуешь себя человеком!

− А посреди людей кем ты себя чувствуешь? − Лена вопросительно подняла глазки.

− Людей не существует в природе. Есть высокоразвитые приматы, которые назвали себя людьми и этим тешат собственное тщеславие. Я, конечно же, не лучший образец…

Девица хихикнула:

− А ты не страдаешь самолюбием.

− С годами я себя торжественно разлюбил, − скромно признался Веня, рассчитывая на дивиденды за откровенность.

Лена улыбалась, слушая болтовню своего нового знакомого:

− Смотри! − он указал на ничем не примечательный памятник. − Куц Михаил Семёнович. Двадцать первый − восемьдесят девятый. «Видит Бог, я этого не хотел».

Оставшуюся часть пути он болтал без умолку, найдя тему смерти довольно привлекательной, хотя нормальные люди стараются обходить её стороной:

− Смерть без причины − признак дурачины, − Жульдя-Бандя посмотрел на художницу, в попытке узнать её реакцию на свои интеллектуальные потуги. Он входил в раж, поскольку тема смерти была питательной средой не одному поколению мыслителей. − Смерть − самый убедительный аргумент против твоего существования.

− Очень убедительный, − согласилась Лена, сопроводив это кивком головы.

Жульдя-Бандя, приостановившись, отправил вопросительный взгляд в очи очередной пассии:

− А что ты скажешь собравшимся у твоего смертного одра?

Возраст художницы плохо гармонировал с такими симптомами, и она неопределённо пожала плечиками:

− Прощайте… милые мои. Не держите зла!

− А я, умирая, скажу всем, с ядовитою улыбкой на синеющих губах: «До скорой встречи, дамы и господа!»

− Ты человеконенавистник?

− Я не нахожу повода любить глупое человечество, и я нисколько не боюсь смерти! − молодой человек сказал это с такой помпой, будто умирал, как минимум, четыре раза. − Смерть − это всего лишь переход в новую химическую формулу. В Бразилии к смерти относятся с юмором, − рассказчик заранее улыбнулся. − На одном из надгробий было написано: «Здесь покоится Панкрацио Хувеналес. Он был примерным мужем, отличным отцом, но плохим электриком».

Девушка захихикала, нарушая святую патриархальность общественной усыпальницы.

− Отыскать зерно истины в смерти − мечта каждого философа. Смерть…

− Так, Веня, давай мы лучше о жизни, − опасаясь, чтобы это скорбное слово не материализовалось, предложила Лена.

Бродячий прохиндей растянул губы:

− Супружество с жизнью заканчивается на кладбище.

− Всё. Ни о жизни, ни о смерти − ни полслова, − собеседница ударила умника кулачком по руке, − лучше о любви.

− Любовь − это восторженное тремоло банальности или сумасшествие по согласию.

Художница, вздохнув, покрутила головой, что в переводе на русский означало: «Куда я попала?!».

…Вскоре парочка разместилась на берегу Нижнего озера, на скамейке, устроенной предприимчивыми любителями экзотического отдыха.

− У меня спецпредложение, − четвертовав лаваш, наливая ликёр в бумажные стаканчики, обратился Жульдя-Бандя к художнице. − Давай выпьем за покойников!

− За покойников?

− А что они нам плохого сделали?!

− Ничего, − согласилась та, оставив на лице лёгкую нить сомнения, − но пьют не за покойников, а за упокой их душ…

…По мере опорожнения бутылки разговор молодых людей обретал всё более приземлённые плотские формы, а взгляды, встречаясь, бесстыдно совокуплялись, пронизывая друг друга игривыми искорками желания.

− А глазки-то у тебя, Венечка, голубенькие, − заглядывая в очи своего нового знакомого, определила художница, оголив зубки.

− К остальному это не имеет ни малейшего отношения, − заверил тот, готовый тотчас опровергнуть всё, не касаемое цвета глаз.

− Блядские глазки, Венечка, − вынесла окончательный вердикт женщина и, будто бы нечаянно, обронила руку в то место, в котором глазками не пахло вовсе.

− Ни боже ж мой. Я чист, как изумруд, и в душе − святее всех святых, − Жульдя-Бандя пытался обременить лицо послушанием и кротостью, но фонтанирующее жизнелюбие напрочь отвергало чистоту и святошество. К тому же рука девицы утвердилась на том месте, к которому половозрелые человеческие самки проявляют наибольший интерес.

Впрочем, основной инстинкт, обострившись, воспалился, и она, ощущая это вспотевшей ладошкой, сжала лапку, рискуя сломать коготки. Однако тотчас отняла её, с маниакальным наслаждением взирая на своего нечаянного знакомого, на лице которого читалась обида ребёнка, у которого забрали любимую игрушку.

Она указательным перстом той же лапки издевательски погрозила, ничуть не скрывая похотливой игривости в глазах.

− А бабьё любит голубоглазеньких, читая за лживой голубизной искренние и открытые чувства, − Лена покачала головой: то ли упрекая голубоглазых, то ли соболезнуя тем, кто на них клюёт.

− Женщины предпочитают умных, а вынуждены довольствоваться дураками, за редким исключением, − Жульдя-Бандя постучал редкое исключение по груди.

− Ой, как интересно посмотреть на такого уникального мужчину! Умён, красив, молод и, наверняка, без вредных привычек, − художница, выражая искреннее удивление, уставилась на него, как на попугая, говорящего на иврите. − Веня, а ты случайно не женатый?

− Один, как три тополя на Плющихе! Лена, я тебе скажу один умный вещь, только ты не обижайся. Как сказал Жан Ануй − мой внучатый племянник: «Холостяк живёт как король, а умирает как собака, а женатый живёт как собака − умирает как король».

− Веня, женись на мне и будешь умирать как король, − Лена хитрым игривым взглядом проникла в голубые очи собеседника.

Жульдя-Бандя потикал указательным пальцем:

− Нэ-э-эт, я травка кушай! − он улыбнулся, сокрывая на устах недосказанную мысль. − Как сказал один мой знакомый − трижды еврей Советского Союза − Игорь Губерман… − собеседница хихикнула, впервые столкнувшись со столь почётным званием, − «Семья − театр, где не случайно у всех народов и племён вход облегчённый чрезвычайно, а выход очень затруднён», − ловелас протянул ей кусочек мяса, поясняя: – Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много − в «Книгу о вкусной и здоровой пище».

Лена отправила знак вопроса по поводу происхождения столь убедительного и неопровержимого утверждения.