Игорь Киселев - Темь. В поисках истины

– Эхе-хе, – вздохнул Никитич, и борода его печально поникла. – Крепко тебя по кумполу ошарашили. Должен был ты после этого путешествия вспомнить если не все, то хотя бы что-то в тебя вложенное. По всему видать, на том вокзале не простые были жулики, а приложил кто-то из сильных Темных. Мыслю, знают они про тебя и не хотят во вразумленные миры пускать.

– Ничего! – задорно сказала Весняна. – Подумаешь – Темные! Вспомнит он все, а мы поможем.

А затем Никитич с Весняной поведали Антону такое, от чего ему вдруг вновь захотелось на темный, продутый стужей Московский вокзал: там все понятно, и жулики, и менты такие родные, сволочные и объяснимые… А тут – какие-то инореальности, сложности, все перевернуто и запутано…

Мир, в котором пришлось обитать Антону, числился в разряде не лучших. Это была Серая Реальность, потерявшая доверие Высших сил. Когда-то, в отдаленные времена, существовали здесь народы, которые, казалось, уверенно шли к преддверию Оптимума, или Светлому Счастью… Но в ходе всяческих местных сражений сил Добра и Зла, выразившихся во множестве языческих и иных религий, победило Нечто, и в итоге цивилизация крохотной частицы Вселенной, именуемой местным населением «Земля», оказалась в некоей изолированной части, известной среди открытых Галактическому разуму народов «Серой пустыней» – большой по пространственной протяженности, но малой во времени.

На этом теоретические познания Никитича заканчивались, и он снова сбивался на неожиданное благоволение Мокоши, оказанное так кстати. Весняна скромно помалкивала.

«Бред», – подумал в смятении Антон, внимая гудению просвещенного домового, ощущая плетеное сидение крепкого кресла и слушая знойное пение канарейки, прыгающей в плетении ветвей возле закрытого морозной бронёю окна.

В изложении Никитича мироощущение выглядело спутанным, зыбким и туманным – таким же, как борода повествователя, то вздыбленная, как шерсть рассерженного сибирского кота, то благообразная и похожая на облако переливчатого дыма. Одно Никитич знал твердо: был Серый мир, в котором он, к его прискорбию, вынужден пребывать в сей момент, и счастливое Вышемирье, где он надеялся окончить свои лучшие дни. Все остальное выглядело непонятной космологической смесью. По крайней мере, так это воспринимал Антон, воспитанный высшим образованием Ньютона, Лобачевского и Менделеева. Где-то вдали, правда, еще болтался загадочный Эйнштейн, ехидно потрясая воображаемыми пейсами.

Впрочем, Никитич, вопреки собственным словам, ничуть не тяготился пребыванием в Сером мире – по крайней мере, за его официальным прискорбием таились довольствие, округлое брюшко и сладкая возможность зомбировать представителей власть предержащих, включая бессердечных домоуправов.

– Ты, главное, не бери к сердцу, – мирно гудел дед, любовно оглаживая бороду и уютно поскребывая полотняную подмышку. – В пшеничном поле – многие тысячи зерен, и твой мир – одно из них. А есть еще зерна ячменя, ржи, риса и многих тысяч растений, которые живут тут, рядом с твоим полем. Но они – другие. Если же взять, к примеру, среды Юпитера или Сатурна, не говоря о других звездных системах, где процветают зерна другой жизни… Это я говорю только о зернах, которые ты можешь осмыслить своими знаниями. Говорю фигурально, как глаголил барин-литератор, чей дом я имел честь содержать сотенку лет назад… По совести сказать, кухня у того барина была не в пример нынешней, а уж грибная запеканка и кухарка… – тут Никитич сладко причмокнул и даже сглотнул слюну.

«Вот старый бабник», – невольно подумал Антон.

– И ничуть не старый! – взвился обиженно Никитич. – Я тогда ишшо совсем молодой был!..

– Ну да, – ехидно добавила Весняна. – Всего пару – другую сотен годков…

– А уж окорочка у той кухарки… – по инерции продолжил было мечтательно Никитич, но, опомнившись, решил, что надо обидеться. – Однако твой суп, внучка, только лешаку с похмелья!

– Вот как?! – гневно взвилась Весняна. – А с чьего супа тебя разнесло так, что ни в одну мышиную нору не пролезаешь – даже в депутатской квартире, где год назад жил?

«Эти двое еще и мысли читают», – проворчал про себя Антон. И почувствовал, как у него не фигурально, а натурально начинает ехать крыша. Оптимумы какие-то, а тут дед с девчонкой начинают грозиться друг другу искрящими зелеными молниями, размахивая ими, словно облезлыми скалками в кухонной ссоре.

– Вот что, граждане, – выступил Антон, повинуясь инстинкту самосохранения и удивляясь собственной решительности. – Прекращайте коммунальные свары! Я примерно понял, что все мне только кажется, и вы в том числе. А чаем меня напоят? Чай у вас настоящий?

– Чаем напоим, – охотно согласилась буйная парочка домовых. – И даже бублик дадим.

Никитич произвел какое-то замысловатое движение руками, и на столе появилось удивительной красоты фаянсовое блюдо с горкой румяных бубликов, аппетитных даже издали.

– Из старых запасов, – самодовольно сказал дед. – По такому случаю…

– Сколько бубликам этим лет-то? – насмешливо сказала Весняна. – Все зубы, поди, обломаем.

– Молодо-зелено, – отмахнулся Никитич. – Ты, Ант, вникай в это дело и особо в голову не бери, как мир устроен. Все равно до конца не поймешь, да и я не понимаю. Это Высшим дано, а уж мы им только пособляем. Вот как интернет, к примеру, – не знаем, а пользуемся, – и дед гордо приосанился. – Это тебе не бублики из загашника таскать. Или даже в Вышемирье лазать.

– А у вас что, – убито спросил Антон, – еще и компьютер есть?

– А как же! – радостно возопил продвинутый домовой. – И браузер последней версии! Я его у двоюродного дяди с Васильевского острова слямзил. То есть… как это… скачал. А потом еще обновил.

– И шастаешь по магическим сайтам, ведьмочек отлавливаешь, – ехидно пропела Весняна.

– Ну… – запыхтел Никитич. – Это к делу не относится. Одним словом, Ант, вопросец наш такой: надо, чтобы ты вспомнил то, что должен вспомнить, а потом мы направимся в одно место, но прежде подождем кое-кого.

– Исчерпывающе, – кивнул Антон. – А почему вы меня Антом называете?

– Потому, – отрезал Никитич, – что сказано мне было встретить и сопроводить сюда как раз Анта – человека, рожденного в этом мире, но сущего в мирах иных. И тетка твоя об этом знала, но не имела права говорить, чтобы не навлечь злобы Темных. Те, кто должен был, наблюдали за тобой, а теперь пришло время осмысления. И есть ты Ант в мирах, тебе доступных, а Антоном тебя кликали для схожести.

– Хорошо наблюдали, – Антон потер макушку.

– Это ты сам виноват, – огрызнулся Никитич. – Где отравы-то болотной успел хлебнуть, в поезде аль на вокзале? Если б не Вышемирье, долгонько пришлось бы тебя из болезни вынимать.