Игорь Киселев - Темь. В поисках истины

Антон вспомнил любезного кавказца. Ну не зря не понравилась ему эта личность с самостоятельной бородавкой на носу…

– Был там один такой кавказец Гога в вагоне, – неуверенно сообщил он. – Вином угощал. Я и выпил-то совсем немного.

– А много и не надо, – проворчал Никитич. – То есть сначала на тебя дурман навели, а потом чем-то магическим по кумполу шваркнули. Кому-то очень надо было, чтобы ты, как у вас тут говорят, или на тот свет отошел, или не вспомнил ничего. Первое у них не получилось, а вот второе… И в Вышемирье, судя по всему, они же тебе помешали – да хитро: сначала хотели убаюкать, а уж потом к себе утащить… Ну, подождем Митромира.

– Это еще кто?

– Вот он много чего тебе и пояснит, – отрезал Никитич. – И не все сразу, больше не спрашивай, оно вредно – перегружаться. А ко всему на покой пора, утомились мы нынче, тебя в Вышемирье выручая…

Настроение у деда испортилось при воспоминании о кознях загадочных Темных, и он, неожиданно проявив боцманские ухватки, объявил отбой в кубриках. Оставалось только догадываться, какие обширные знакомства вел столь разносторонний домовой в своей долгой жизни.

Активный день познаний закончился.

***

Квартира, где проживали Никитич с внучкой, вызвала бы жгучий интерес у любой строительной компании. Поначалу Антон путался в количестве и расположении комнат, недоумевая, как можно, выйдя из кухни, попасть в гостиную, затем – в прихожую, пройти через четыре спальни и опять – в кухню, пока Весняна доходчиво не объяснила ему, что дед из экономии урвал частичку какого-то пространства, на котором и расположил большую часть своей жилплощади. Причем пояснила она это, легко минуя устарелую физику и лишь оперируя терминами «заколдовал» и «сотворил». На счастье деда, чиновники от архитектурной инспекции, налоговики и прочие славные представители многочисленной фискальной рати еще не овладели умением облагать данью смежные пространства.

– Поначалу, – поведала девушка, – когда деда занесло в этот город, он жил в мышиной норке. Там сделал себе двухкомнатную берлогу. А потом осмотрелся и захотел жить, как местные живут…

На взгляд Антона, понятия домового о том, как живут местные, были странноватые. Во всяком случае, одна из комнат, гордо именуемая Никитичем кабинетом, смахивала как раз на лесную берлогу с торчащими из стен корнями и мхом, а посередине плескалось небольшое озерцо с наглыми карасями, постоянно требующими червяков, личинок и прочих вкусностей. Зато в углу на модерновом столике притулился тот самый компьютер, ради которого дед совершал рискованные операции с браузерами, а затем при его соучастии водил шашни с ведьмочками. Для того, наверное, чтобы у посетителя, впервые посетившего кабинет, окончательно съехала крыша, поверх монитора на полочке Никитич пристроил серебряный подсвечник – на тот случай, как он туманно пояснил, если выключат электричество.

– Свихнешься тут, на вас глядючи, – бурчал Антон, и единственным спасением от всего этого было считать, что он попал в сказку, в которой совершенно нормально смотрятся интернет, модерновый домовой и свежие лесные грибы среди февральской стужи, до которых дед, судя по всему, был большой охотник.

Весь этот день Антон провел в знакомстве с этим оригинальным многокомнатным мирком, а также в содержательных беседах с домовеной. Сам домовой где-то загадочно отсутствовал по очень важным делам. Весняна, в присутствии Никитича помалкивающая, охотно рассказывала об их жизни в Питере, старательно обходя эпизоды из прошлого, темы путешествий в иные миры и то, как устраиваются колдовские штучки.

– В этом дедушка знаток, – только заметила она. – А ты себе голову не забивай раньше времени. Вот явится Митромир… – и она загадочно сверкнула зелеными глазищами, за секунду до этого полыхавшими, как у деда, небесной лазурью.

Антон со вздохом согласился ждать этого Митромира, а пока узнал, что Никитич очень неплохо обустроился в Сером мире. В хрущевской пятиэтажке на Петроградской, которую дед избрал своим пристанищем, он теперь играл важную роль нештатного управдома, сурово обходясь с пьяницами и милостиво разрешая коммунальные свары. Пускал ли Никитич в ход свой гипноз и прочие профессиональные навыки, было секретом, но несколько раз в дверь квартиры звонили жильцы и уважительно-боязливо осведомлялись, дома ли «старшой» и когда с ним можно будет посоветоваться. Более того, Никитич сделал невозможное, наведя порядок в обслуживающей дом конторе: в доме всегда была горячая и холодная вода, не текли трубы, в подвалах царила чистота, а сантехники являли образцы вежливости и полное отсутствие корыстолюбия. Даже двор не был украшен горами мусора с пирующими на них крысами, а сиял ухоженностью и облагорожен самодельным фонтанчиком: писающим мальчиком, до странности смахивающим на Никитича, но без бороды. Не удивительно, что вскоре дворик стали показывать туристам как свидетельство радения городских властей о простых горожанах, а дворник – тихо пьющий кандидат филологических наук – читал любопытствующим туманные вирши собственного сочинения о высокодуховной нежити.

– А участковый? – спросил Антон, памятуя о бдительности и дружелюбии стражей порядка.

– Был один раз, – насмешливо фыркнула Весняна. – Они с дедушкой уговорили флягу грибной настойки. Потом участковый произвел дедушку в полковники, исповедался и уговаривал принять в подарок свой джип навороченный. Всю рубаху слезами измочил… Теперь здоровается издалека, но к нам – ни ногой. Совесть, говорит, не девка, лишний раз трогать боязно.

– А вот этот… лесной антураж в квартире, он разговоров у посетителей не вызывает? – осторожно спросил Антон.

– Так ведь это просто! – удивилась Весняна. – Морок… Я бы тебе показала, как невразумленные наш дом видят, но тебя морок не берет, потому что ты вроде как наш. А видят они обыкновенную двухкомнатную хрущевку. Если повезет ее адрес вспомнить.

– А Леха?

– Ну, поначалу дедушка глаза-то ему отвел, а как пригляделся – так и открыл. Правда, поспешил, надо было приготовить Лешку, парень малость притуманился. Куда-то исчез, а вскоре вернулся, весь пьяный, с синяком и объявил, что он этот… Мерлин и уезжает восстанавливать в своих правах какого-то короля.

– Артура небось, – догадался Антон.

– Ага, его. И еще хотел научить дедушку приемам боя на мечах. Жалел, что дед слишком старый для оруженосца.

С Весняной было удивительно легко. Путаница была только в возрасте: иногда она казалась совсем девчонкой, но часто проглядывало в ней такое глубинное, женское, что Антон терялся и смущался. Впрочем, эту такую привлекательную грань Весняна старательно прятала. А потом и сама стеснительно объяснила, отведя чистые – синие в этот момент – глаза в сторону: